"Виктор Шендерович. Здесь было НТВ, ТВ-6, ТВС и другие истории" - читать интересную книгу автора

горячий парень с лицом супермена, в начале апреля, в прямом эфире,
практически рвал на себе бронежилет в готовности умереть за право
показывать неприглядную правду о войне... Он тихонечко остался на
йордановском НТВ, и первый репортаж в новом качестве начал словами "Мир
приходит на землю Чечни..."
Всякого мы навидались в те месяцы: "широк русский человек..." Были
растерявшиеся; были запутавшиеся; были просто равнодушные... Но под огнем
перейти с тонущего корабля на корабль неприятеля, и сразу на капитанский
мостик - это надобно быть очень талантливым человеком.
На той прощальной "Антропологии" Парфенов сидел рядом со мной, и я
физически чувствовал дрожь, которая била его. Лене было плохо - может быть,
он чувствовал, что сделал что-то не то... Неотмершие куски симпатии к нему
мешали мне формулировать. По левую руку от Парфенова сидел Ашот Насибов,
далее - Дибров с его казачьей прямотой, и время от времени мы с Ашотом
переглядывались, понимая, что наша главная художественная задача сегодня -
ежели чего, успеть поймать "звезд" за пиджаки и не допустить мордобоя в
прямом эфире.
Мы с Ашотом любим реалти-шоу, но не до такой степени.

Эфир закончился около двух ночи, а в пять утра, предварительно
промаявшись пару часов в постели, я поехал в Шереметьево: в этот день у
меня начинались гастроли в Германии. Я ехал, понимая, что никуда ехать не
надо - конечно, русскоязычная публика простила бы меня за неявку на
собственный концерт в этих обстоятельствах. И все-таки не решился на
отмену.
Вечером, в "Русском доме" в Берлине, я отвечал на записки из зала - и,
развернув одну из них, прочел просьбу прокомментировать уход с НТВ Татьяны
Митковой.
Приятно узнавать такое, стоя на сцене. Не помню, что я ответил, но
помню: второе действие того концерта провел, словно на автопилоте. Я
понимал, что, как по другому поводу говорил Горбачев, процесс пошел...
С организацией у наших оппонентов дело было поставлено отменно:
добивать нас бросились сразу. Наутро от друга-эмигранта я случайно узнал об
открытом письме Коха журналистам НТВ - и о его "ау" в мой персональный
адрес. И еще долго потом меня бросало в холод от мысли, что я мог просто не
узнать о письме - и мое молчание было бы прочитано как знак согласия с
надменной правотой этого "ау".
На следующий день, уже в Кельне, после концерта, я попросил о помощи
неизвестного мне зрителя - и ночью, разбирая корючки моего почерка, он
вогнал в Интернет текст моего ответа Коху.
Наутро у меня зазвонил мобильный.
- Это Алик Кох, - буднично сказал голос в трубке, как будто мы были
давно знакомы. - Может, встретимся?
- Приезжайте, - ответил я, разглядывая Кельнский собор.

Альфред Рейнгольдович, конечно, - отдельная статья. Может быть, даже
несколько. Не в добрый час Гусинский с Киселевым "топили" этого господина в
1997 году... Власть знала, кому поручить уничтожение НТВ.
Мы встретились с ним в день моего возвращения в Москву. "Алик" был
корректен и мил, уверял в своей совершенной независимости от Кремля,