"Виктор Шендерович. Человек с плаката (Сб. "Музей человека")" - читать интересную книгу автора

- Ты меня не узнаешь? - кротко спросил человек.
Нервный смешок заклокотал в худой кукинской груди. Он мелко закивал и,
стараясь не делать резких движений, начал подниматься по стеночке.
Поднимаясь, Кукин круглыми, как пятаки, глазами глядел на детище своей
фантазии.
Гость ждал, сдвинув брови. Совсем не таким представлял он себе
Создателя, и досада, смешанная с брезгливостью, закопошилась в его груди.
- Поговорить надо.
- П-пожалуйста.- Хозяин деревянным жестом указал вглубь квартиры.-
Заходи...те.

Темнело. Дом напротив квадратиками окон выкладывал свою вечернюю
мозаику; антенны на крыше сначала еще виднелись немного, а потом совсем
растаяли в черном небе. Стало накрапывать.
Потом окна гасли, квадратики съедала тьма, и только несколько упрямо
светились в ночи. Где-то долго звали какого-то Петю; проехала машина. Дождь
все сильнее барабанил по карнизу, и струи змейками стекали по стеклу...
Художник и его гость сидели на кухне.
Между ними стояли стаканы, в блюдечке плавали останки четвертованного
огурца, колбасные шкурки валялись на обрывках "Советского спорта", и
раскореженная банка скумбрии венчала натюрморт.
Художник жаловался человеку на жизнь. Он тряс начинающей седеть
головой, махал в воздухе ладонью, обнимал человека за плечи и снизу
заглядывал в глаза. Человек сидел не совсем вертикально, с мрачным лицом,
подперев щеку, отчего один глаз у него закрылся, другой же был уставлен в
стол, где двоился и медленно плавал туда-сюда последний обломок хлеба.
Человеку было плохо. Сквозь душные волны тумана в сознание его
врывались то жалобы художника на жизнь, то проглянувшее солнце и маленькая
женщина у скамейки, то загаженный темный подъезд, то вдруг большие
полыхающие буквы складывались в слова "Пьянству - бой!". Он не понимал, как
произошло, что он сидит за грязным столом с патлатым человечком в свитере,
и человечек дружески обнимает его за плечи.
Внутри что-то медленно горело, краска лилась на линолеум, человек
упрямо пытался вспомнить, зачем он здесь, но не мог.
Он посмотрел на художника, вытряхивавшего из горлышка последние
капли,- и горькая обида опять заклокотала в нем.
- Ты зачем меня нарисовал?
Человечек протестующе замотал руками и сунул человеку стакан.
- Нет, ты ответь! - выкрикнул тот.
Человечек усмехнулся.
- Вот пристал,- обратился он к холодильнику "Саратов", призывая того в
свидетели. - Сказали - и нарисовал. Кушать мне надо, понял? Жратеньки! И
вообще... отвали от меня. Чудило полотняное... На вот лучше.
Человек упрямо уставился в стол.
- Нет. Не буду с тобой пить. Не хочу.
Замолчали. Бескрайнее и холодное, как ночь за окном, одиночество
охватило человека.
- Зачем ты меня такого большого нарисовал? - снова горько спросил он,
подняв голову.- Зачем? - И неожиданно пожаловался: - Надо мной смеются. Я
всем только мешаю. Автобусы какие-то маленькие...