"Светлана Шенбрунн. Пилюли счастья (роман) " - читать интересную книгу автора

затрепетало, забилось внутри. Встреча...
Будто припала к ней, будто она обняла... Мама, мамочка...
Много воды утекло с тех пор - и в Неве, и в прочих реках.
Не совсем, конечно, дневник - дат не хватает, многие записи явно
сделаны позже. Многое дополнено в те последние два года, когда она уже не
вставала.
Может быть, издам когда-нибудь и укажу: /Благодаря любезной помощи
голландского посольства... /Благородные люди. Воистину заслужили всякия
почести и благодарности. Никто их не принуждал. По собственной доброй воле
взваливали на себя дипломатические неудобства и хлопоты, помогали нам
выбраться из окаянной пропасти беспамятства, очнуться от дурного/ /сомления.
А кто мы им? Не родственники и даже не однофамильцы...
"9 октября 1941 г.
Иду сегодня в техникум и вдруг вижу на дереве яичницу.
Яичницу-глазунью - из одного яйца, но самую настоящую. Свеженькая
такая, висит в ветвях. И знаю ведь, что на дереве не может быть яичницы,
яичницы даже в мирное время не растут на ветвях, но мысленно примеряюсь, как
до нее добраться. И оглядываюсь в страхе - чтобы кто-нибудь не опередил.
Потом, конечно, сообразила, что это желтый лист, застрявший в серебристой
осенней паутинке, но так жалко было расставаться с этим обманом зрения..."
Мамин почерк. Почерк важен, особенно для дневника. Угловатый, нервный
почерк человека, поставленного в крайние обстоятельства. Но еще не
сдавшегося. Еще грезящего яичницей. Почерк - часть личности, ее отпечаток.
Человек уходит, а почерк живет, свидетельствует.
Бледнеет, выцветает, но живет. "Я ведь не вздор говорю; я согласен, во
всем Петербурге не найдешь такого почерка, как твой почерк..."
Такого, может, и не найдешь, но есть нечто общее для каждой эпохи,
нечто позволяющее безошибочно установить место и время. Отчего у них в
Петербурге были такие вот великолепно отточенные почерки, а у нас уже
совершенно необязательные? Другая система обучения? Новая мода?
Хотя какие сегодня почерки! Сегодня вообще уже нет почерков:
эйбиэмовские машинки, компьютерные шрифты, сплошная нивелировка.
Перо не дрожит, и душа не трепещет. И никаких вам черновиков для
любопытных потомков. Каждая страница стандартна и непогрешима. Даже если
сочинитель сто раз переделывал какую-нибудь фразу - никаких следов. А прежде
не то что у летописцев и сочинителей, у каждого писаря имелся свой "стиль".
Производственный секрет. "Ускорил перо!"
"26 октября 1941 г.
Антонина Савельевна говорит, что из Киева, Одессы и других мест доходят
скверные слухи..."
Да уж, куда сквернее!..
"2 ноября 1941 г.
Хочется зажать уши, закрыть глаза, ничего не слышать, не видеть, не
читать. Для меня теперь важно только одно - удержать наш треугольничек:
Сережа, я, Ниночка, - Сережа и Ниночка, а я посередке, чтобы они
существовали, не исчезли. Только бы с ними все было благополучно, а на
большее уже не остается сил. На большее нельзя претендовать. Надеюсь..."
Часть записей сделана чернилами, часть - карандашом, то химическим, то
простым. Некоторые страницы потускнели больше других. И тут неравенство.
Иногда чернила сменяются карандашом буквально на полуслове - может, писала