"Маргарита Шелехова. Последнее лето в национальном парке [love]" - читать интересную книгу автора

Этим утром должен был появиться вдовствующий Генрих, отец Барона,
которому, наконец, надоели всем известные радости сочинского побережья. Мы
ни разу не встречались, хотя были наслышаны друг о друге предостаточно.
Его поселили в Нижней Пакавене, облюбованной нудистами, но в день приезда
узреть почтенного папашу мне так и не удалось, так как он мгновенно (не
думай о мгновеньях свысока!) подружился со своим молодым хозяином Витасом
и до глубокой ночи, не выходя из комнаты, обмывал начало летнего отпуска.
Следующим утром меня посетил Таракан с весьма важным сообщением -
дедушка готов нанести визит лучшей подруге своего сына и просит узнать -
дескать, нет ли у нее какой-нибудь малости от головной боли.
Дедушка, по-видимому, уже имел точные сведения относительно того, что
я привезла изрядное количество медицинского спирта, списанного в одном
месте за полной ненадобностью. Я передала, что официальная встреча
состоится в нашей беседке, куда минут через двадцать и будет подан
завтрак, но дедушка явился уже через минуту (вероятно, он поджидал внука
за ближайшим углом), мы поздоровались, и я быстро передала его для
знакомства своему хозяину Юмису. Таракан вежливо осведомился об
особенностях сегодняшнего меню.
Он искренне ценил те дни, когда ему удавалось позавтракать до того,
как я встану - в этом случае этот растущий организм еще раз завтракал
вместе со мной.
Юмис с Генрихом оживленно разговаривали, стоя боком у беседки, куда я
носила творог со сладкой подливкой из порошка какао и куски фальшивого
зайца с грибным соусом. Под фальшивым зайцем в местных кулинарных отделах
значилась гигантская говяжья котлета с вкраплениями свиного сала, то есть
у зайца подразумевался спереди пятачок с рогами, что, безусловно, отдавало
фальшью. Ближайшие к столу глаза у обоих фигурантов были скошены, и беседа
прервалась на полуслове, когда я вынесла заветную бутылочку, именуемую в
народе "раиской" (0,33л) со спиртовой настойкой на перегородках грецких
орехов (главное - разводить крутым кипятком!).
Каждому досталось по сто пятьдесят грамм, то есть по три "двойных",
от чего разочарованные жизнью герои Хемингуэя за вечер напивались в
стельку. Мои визави жизнь любили страстно и были гораздо опытнее
рефлектирующих питомцев дяди Сэма, признаваемых в наших литературных
кругах, по странной нелепости бытия, за настоящих мужчин. Эта малость
существенно улучшила утреннее самочувствие моих соотечественников, и Юмис
при этом закурил, а Генрих заворковал, оказавшись при более тщательном
рассмотрении представительным моложавым шатеном со старомодными манерами
послевоенного обольстителя, до сих пор приносившими ему лавры в среде
молоденьких студенток (когда я был на конференции в Праге..., когда я был
на симпозиуме в Варшаве...).
Во враждебное зарубежье его явно не пускали, и через полчаса он
исключил меня из состава своих избирателей, решив не растрачивать чары
впустую. Юмис, напротив, остался весьма доволен мной, поскольку я нарушила
под благовидным предлогом приезда старого Барона строжайший запрет его
супруги (не подносить!), и ему не пришлось рыскать по деревне в поисках
утренней рюмочки.
Я показала Генриху турбазу, где была масса всяческих удобств -
библиотека, газетный киоск, телевизор, летний кинотеатр, спортплощадки и