"Филип Шелби. Оазис грез" - читать интересную книгу автора

чтобы послушать Джека Керуака и Гинсберга. За бесконечным количеством чашек
кофе она спорила о достоинствах "Чужака" Колина Вильсона и пришла к выводу,
что ее поколение, тощих, бледных, одетых в черные водолазки и штаны,
заслуживает большего. Гораздо большего, чем их родители могли когда-либо
себе представить, поскольку оказались в плену самодовольной порядочности.
Самая сложная часть вопроса заключалась в том, какой именно должна быть эта
славная судьба.
Бывали моменты, когда Кате ужасно хотелось поднять телефонную трубку и
поговорить с отцом. Но к тому времени она уже наладила отношения с его
секретарем, который сообщал ей, что отец уехал, и, побуждаемый чувством вины
или жалости, болтал с ней несколько минут. В редких случаях она видела отца,
но непродолжительный разговор между ними не клеился. Он почти ничего не знал
о ее жизни, где она бывала. Не знал о, казалось бы, безграничных
перспективах, открытых перед ней, и о полном отсутствии возможностей
критического выбора пути. Иногда Кате казалось, что он тянется к ней,
пытается заставить ее объяснить, что именно она чувствует и почему. Она
ловила в его глазах боль и разочарование, когда проходил вечер, а они
оставались по разные стороны пропасти, которая с каждым годом углублялась.
Она опасалась и сердилась на него за то, что, казалось, ни он, ни она ничего
не могли сделать, чтобы преодолеть этот разрыв.
- Катя, я люблю тебя. Никогда не забывай об этом.
В глубине сердца она верила ему, но с годами эти слова обесценились.
- Если ты меня любишь, то почему не выберешь для меня время?
- Пытаюсь. Поверь мне, Катя. Дело не в том, что я не забочусь...
- Просто ты больше заботишься об этом дрянном банке.
Катя опять посмотрела на фотографию, снятую в Ла-Джолле. Она видела его
боль, слышала эхо своих резких слов о том, что она навсегда останется в
Беркли и никогда не возвратится домой.
Фотография как бы заморозила всего один момент из всего, что она
пережила за все эти годы. Годы раскаяний и взаимных обвинений, отказа отца
ее просьбам приехать в Нью-Йорк, сведения всей переписки к нескольким словам
на открытках к Рождеству и дню рождения. Годы, которые никогда не
вернутся...
"Проклятье, я даже не припомню, когда в последний раз сказала ему, что
люблю его!"
А теперь он навсегда ушел из этого мира...
Пламя стало потрескивать, когда воск растопился, разлившись в лужицы на
мраморной поверхности. Катя встала и раздвинула занавески. На небе
занималась заря, звезды и серп месяца побледнели. Катя посмотрела на два
раскрытых чемодана с уложенной одеждой. Она собиралась автоматически, просто
чтобы чем-то занять руки, а теперь ни за что на свете не смогла бы сказать,
что туда положила.
- Катя? Катя, ты все еще не спишь?
Тед прикрыл за собой дверь и прошел в гостиную. Он заметил чемоданы и
резко взглянул на нее.
- Что, черт возьми, происходит?
Катя взяла со столика и подала ему телеграмму:
- Ты даже не соизволил сказать мне о ней. Он покачал головой.
- Ах, Катя! Господи, виноват. Это ужасно. - Он потянулся к ней, но Катя
шмыгнула мимо него.