"Заложники Рока" - читать интересную книгу автора (Старк Джеральд)

ЧАСТЬ 3. ЗАЛОЖНИКИ СУДЬБЫ

Глава первая. Возвращение

Треск крошащегося гранита, лязг сталкивающихся клинков, рев огня и частый стук дождевых капель заполняли сны Коннахара из клана Канах, старшего сына своего отца и наследника Аквилонского королевства. В туманной завеси ливня мелькал разъяренный гигант в белом, с лицом – маской Безумия, пытаясь одолеть закованное в черные латы создание, шагнувшее из сияющей арки Врат. Размытые брызги крови на белых одеждах, мраморные плиты под ногами, блестящие от воды и покрытые сетью разбегающихся глубоких трещин.

Исход сражения в Серебряных Пиках уже не имел никакого значения – Владыки Цитадели, ради спасения которого они отважились на этот безрассудный шаг, здесь не было. Треножник из огромных бревен стоял пустым, под ним валялась цепь с оковами – и все. Они не успели. Исенна Феантари, Безумец древних легенд, выполнил свою угрозу. Летописи не солгали – Темный Всадник навсегда покинул этот мир…

Или нет? Или падение Полуночной Цитадели не стало окончательным завершением этой долгой и запутанной истории?

Впрочем, ему не суждено это узнать – он ведь погиб вместе с остальными защитниками Крепости в миг, когда обрушилась Вершина, сметенная натиском вырвавшейся на свободу раскаленной лавы. Его смерть была легкой – стремительное падение через водоворот белых искр и удар о твердую поверхность.

Но если он умер, то почему по-прежнему испытывает боль? Болит все, что только можно, с головы до ног, до последней крохотной косточки и жилки. Такое впечатление, что его долго и целеустремленно протаскивали между каменными жерновами, а потом безжалостно швырнули под ноги марширующему легиону. Хотя кто знает, может, на Серых Равнинах так и положено – чтобы бесконечные страдания, чтобы тоска по незавершенным делам, чтобы одиночество?..

Откуда в таком случае взялись кружащиеся рядом тени, подхватившее и куда-то поволочившее его бесчувственное тело? Кому принадлежал умоляющий голос, окликавший его по имени? Что за возня происходила рядом, возня, сопровождаемая протестующими вскриками и чьим-то возмущенным ревом? Или души погибших одновременно с ним не желали покорно следовать за посланцами Владыки Судеб?

Похоже, он ошибается, причисляя себя к мертвецам.

Расплывчатые образы перед глазами постепенно приобрели четкость и осмысленность. Он лежит на чем-то мягком в небольшой комнате, тускло освещенной настенным шандалом в три свечи. Справа – если слегка повернуть голову – узкое закрытое окно в мелких стеклах. За окном темно, значит, на дворе ночь. Или окно наглухо закрыто снаружи ставнями. Слева – низкий стол, где стоят медный кувшин, тазик со свисающим мокрым полотенцем, и какие-то склянки. Вплотную к его постели придвинуто кресло с высокой резкой спинкой. В кресле, неловко склонившись набок и подперев голову рукой, устроилась незнакомая девушка, на вид лет шестнадцати. Девица выглядела до чрезвычайности уставшей и постоянно роняла голову с небрежно скрученным на затылке узлом темных волос. Спустя миг она вздрагивала и просыпалась. Одета незнакомка по-мужски – облегающие штаны, некогда белая, а теперь изрядно засалившаяся рубаха, замшевый жилет. На отвороте приколот яркий гербовый значок – терновник в обрамлении колючих ветвей. Кто это такая? Где он находится? Вряд ли в Цитадели. Значит, ему удалось избежать общей гибели в Серебряных Пиках? Куда же он попал? И сколько времени прошло с момента, когда их маленький отряд прорвался в Вершину?

Должно быть, Коннахар пошевелился – девица встрепенулась, ахнула и уставилась на него, широко распахнув глаза. Они оказались яркими, пронзительного малахитового цвета, и донельзя встревоженными. Незнакомка смотрела, словно не веря до конца увиденному и чего-то ожидая.

– Ты кто? – попытался выговорить Конни, но издал какой-то нечленораздельный хрип. Зеленоглазая прыжком взвилась из кресла, захлопотала, пытаясь влить в пересохшее горло подопечного травяной настой и время от времени оглядываясь на закрытую дверь. То ли боялась кого-то, находящегося снаружи, то ли ожидала чьего-то прихода. Спустя десяток ударов сердца Конни удалось откашляться и шепотом повторить свой вопрос: «Ты кто? Где это мы?»

– Ты меня не узнаешь, – не спросила, но с грустью подтвердила незнакомка. – Это все из-за времени. Но собственное имя ты хотя бы не забыл?

– Коннахар, – почти по слогам выговорил молодой человек. – Я – Коннахар Канах, а ты… – в голове замельтешили лихорадочно сменяющие друг друга образы, соединяющиеся в единое целое. – Ты… Я же знаю тебя! Ты Айлэ! Баронета Айлэ диа Монброн, моя…

– Тише, – умоляюще зашипела девушка, бросая очередной испуганный взгляд на дверь. – Тебе нельзя много говорить. Не надо, чтобы они знали, что ты очнулся. Конни, ну пожалуйста, лежи тихо. Я думала, ты до утра не придешь в себя. Лекарка из меня никакая, а позвать на помощь некого… Слушай, ты хочешь знать, что тут происходит, или нет?!

– Хочу, – принцу Аквилонии ничего не оставалось, как смириться с требованиями своей сиделки. К тому же в голове по-прежнему кружились отголоски пугающих снов, перемешиваясь с явью и не желая удаляться. Пересевшая ближе Айлэ держала его за руки, говоря быстрым, чуть задыхающимся шепотом:

– Я так боялась, так боялась, что у них ничего не получится… Ты действительно был в Полуночной Цитадели? Великие Небеса, о чем я говорю! Мне ведь надо так много тебе рассказать! Мы в Рабирах, в магической школе Хасти, в пристройке к его дому. Сейчас начало ночи пятнадцатого дня Второй летней луны, то есть вы сгинули невесть куда ровно на три седмицы. Помнишь, с чего началась эта свистопляска – портал, который открывал Одноглазый, чтобы отправиться на поиски Проклятия? Так вот, Слово Безумца нашлось. Оно в Пограничье, – Конни сдавленно охнул. – Да-да, мы умудрились переместить его в Вольфгард, а поскольку там хватает созданий нелюдского происхождения, оно решило подчинить себе Карающую Длань. Ему это почти удалось – оборотни взбесились, напали на людей и взяли в осаду коронный замок, но уцелевшие горожане его отстояли. Благодаря твоим родителям. Не волнуйся, они живы – и твой отец, и госпожа Дженна, и Лаэг, и маленькая Ричильдис. Только она ушла к оборотням.

– Дис? К оборотням? Зачем? – оторопел Конни, с трудом осознавая услышанное. Ему не раз доводилось слышать о врожденной склонности Карающей Длани к потере рассудка, а если вдобавок на них навалилось Проклятие… Что за ужас сейчас творится в Пограничном королевстве, и все по его вине!..

– Потому что твой отец когда-то заключал договор с Хранителем Зверей, а теперь настала пора расплачиваться, – туманно объяснила баронета Монброн. – В общем, присутствие Дисы лишает скогров тяги к пролитию крови, однако не превращает их обратно в людей. Они стали животными, и Ричильдис увела их куда-то в леса. Король Эртель тоже обратился и ушел с ними. Трон Пограничья опустел, между людьми и оборотнями грозит опять начаться вражда, и потому твой отец сделал единственное, что могло помочь – взял Пограничье под свою руку. Об этом пока еще никто не знает, только мы.

Она извлекла из тазика влажную льняную тряпицу и быстрыми, легкими движениями вытерла лицо подопечного. Оглядела, склонив голову к плечу, и одобрительно кивнула:

– По крайней мере, ты сейчас похож на человека, а не на покойника трехдневной давности. Слушай дальше. В портал упали не только Хасти и ты со своими дружками, но и я, причем меня угораздило оказаться в компании с Одноглазым. Про наши странствия и бедствия я тебе потом расскажу, главное – что мы тоже добрались до Вольфгарда. Хасти потолковал с твоим отцом, рассказал, что и как, и Его величество решили ехать в Рабиры. Гнали без передышки почти седмицу, успели как раз к дню, когда предстояло исчезнуть Стене Мрака вокруг Холмов. Тут начались сплошные неприятности. Рабирийцы, придя в себя после Грозы, объявили войну людям. Пуантенской армии пришлось штурмовать мост через Алиману, потому что гули построили там засеку и отстреливались. Мы добрались до Токлау, выяснили, что Золотой Леопард и да Кадена уцелели, что всем обитателям форта пришлось выдержать осаду, а тебя и остальных нет в Рабирах…

– Погоди, погоди, – остановил обрушившийся на него поток сведений Коннахар. – Ты хочешь сказать, мой отец здесь? Здесь, в Холмах?

Айлэ молча кивнула. Конни зажмурился и затряс головой:

– Он же меня убьет! Собственноручно! Вздернет на первом попавшемся суку!

– Может быть, но сейчас ему не до тебя, – вздохнула девица Монброн. – Так вот, по настоянию твоего отца Хасти взялся искать, куда вас занесло, и таки нашел. Он задумал смастерить Врата, которые соединили бы день сегодняшний, и тот, в котором вы находились. Это ему удалось, и тогда…

– Так за нами действительно кто-то пришел? – потрясенно спросил наследник Трона Льва. – Я помню… Появилось какое-то стальное чудовище и вызвало на бой Исенну… Мне казалось, я узнаю голос…

– Ты видел Исенну? – потрясенно ахнула Айлэ, забыв о намерении не отвлекаться на посторонние рассуждения. – Правда? И какой он?

– Мерзавец и сволочь редкостная, – отрезал Коннахар безо всяких раздумий. – Правильно его прикончили. Вот это я видел своими глазами – Безумец валялся при последнем издыхании, а Пики как раз начинали рушиться. Надеюсь, он подыхал достаточно долго, чтобы прочувствовать все как следует.

Вспомнилось еще кое-что, сопровождавшее кончину альбийского полководца, но это знание Конни решил пока хранить в секрете. Как только он сможет встать, непременно поделится своей тайной с Одноглазым. Может, чародею пригодятся несколько слов, расслышанных аквилонским принцем в сумятице сражения?

– За вами отправился твой отец, пока Хасти удерживал своей магией Врата, – баронета по привычке намотала на палец темную прядь. – Конан ушел на несколько мгновений в прошлое и вытащил вас обратно. Всех четверых.

– Четверых? – озадаченно переспросил Коннахар. – Но Эвье… Мы потеряли его при штурме, еще на лестнице. Я не заметил, что с ним случилось…

– Из портала вышло четверо, – настаивала на своем баронета. – Правда, я сразу кинулась к тебе и не успела разглядеть лица остальных, но там точно было четыре человека и пятый – твой отец.

– Все это хорошо, – молодой человек поднял руку, попытался потереть лоб и наткнулся на повязку. – Но я чего-то недопонимаю… Мы в гостях у Хасти, верно? Тогда почему его самого здесь нет? Мне казалось, он должен примчаться, чтобы первым услышать такие захватывающие новости. И где мой отец? Папенька уж точно околачивался бы поблизости, дабы выполнить родительский долг: высказать все, что он думает о моих сомнительных подвигах. Что с Ротаном и Льоу? Наконец, кого ты боишься? Ты все время косишься на дверь, словно ждешь, что оттуда выскочит чудовище. Айлэ, скажи правду. Отец в такой ярости, что велел никакого ко мне не подпускать? Тебе тоже досталось? Ты не можешь пойти и сказать ему, что я прошу разрешения поговорить с ним? Я постараюсь его убедить, что ты не имеешь ко всему случившемуся никакого отношения. Или все настолько плохо, что отец не желает даже видеть тебя?

Прежде чем ответить, баронета Монброн помолчала, собираясь с духом.

– Мы в плену, Конни, – наконец выговорила она, отведя взгляд. – Мы все – ты, я, наши друзья, твой отец и Хасти. За дверью караулят наши стражи – мои сородичи. Они расставили ловушку, а мы угодили в нее. Мы – разменная монета в том торге, который сейчас ведет твой отец. Добьется он чего-нибудь или нет, я не знаю. Только нас еще не скоро отсюда выпустят. Если выпустят вообще. Ох, Конни, мне так страшно! – она еле слышно всхлипнула. – После Грозы в Рабирах что-то случилось, и теперь мои соотечественники, кажется, вообще не понимают, что творят.

Винный погреб, как и полагается, был холодным, но сухим – благодарение богам и устроителю поместья. Посредине красовались две здоровенные бочки, установленные на козлах, бочонки поменьше, уложенные один на другой, громоздились у дальней стены, вдоль стен громоздились тяжелые ящики с бутылями. Пахло землей и плесенью. Еще в подвале имелась лестница. Она уходила наверх, к низкому потолку, и там упиралась в закрытый деревянной крышкой и заложенный снаружи двумя крепкими засовами люк. Щедрости неизвестных захватчиков хватило на то, чтобы одарить пленников тусклым масляным светильником, парой кувшинов с водой и бросить на земляной пол несколько охапок соломы.

– …Право, месьоры, это становится утомительным. Я начинаю всерьез задумываться, не навлек ли Бриан Майлдаф какого-нибудь проклятья на весь свой род до седьмого колена во время давних своих странствий! Сперва меня выгоняют из родного дома. Потом набрасываются гули. Потом молотит об стену одноглазый маг. Потом пытаются убить альбы, изгаляются дверги, чуть не вышибает дух гнусный Исенна – великая Маб и Покровительница Морригейн, кто же в силах все это вынести, не лишившись рассудка! И вот, едва я с наслаждением зарываюсь носом в такую родную, сладко пахнущую траву с робкой надеждой, что все наконец закончилось, как нас опять немедля хватают, вяжут по рукам и ногам, швыряют в подвал с крысами, ядовитыми змеями и пауками, и обещают казнить завтра на рассвете! Проклятье! Трижды проклятье!

– На твое воображение все эти злоключения никак не повлияли, – ворчливо донеслось из сумрака, едва разгоняемого единственной лампой. – Во-первых, никто тебя не связывал. Во-вторых, нет здесь никаких змей, разве что пауки. И насчет казнить разговора не было, не то я бы услышал.

– Что ты мог услышать, если валялся, точно свиная туша на бойне? – парировал болтун, в коем по тягучему темрийскому акценту легко узнавался Льоу Майлдаф. – Как и я, впрочем. Пресветлые боги, как же я устал! Будто шестнадцать мужиков цепами молотили… Ни рукой, ни ногой пошевелить не могу…

– Зато вовсю сотрясаешь воздух, – буркнул еще кто-то. – Как узнать мертвого барда на поле боя? У него язык еще седмицу после смерти болтается туда-сюда… Эй, кто-нибудь, у кого руки свободны! Достаньте нож у меня за голенищем!

– Свободны-то они свободны, – проворчал Ротан Юсдаль, чудовищным усилием переворачиваясь из лежачего положения в сидячее – все тело было ватным. – Делле, это у тебя, что ли, нож? Тогда сам ко мне ползи. Я теперь знаю, каково простыне, которую постирали, отжали и повесили сушиться…

Невидимый в темноте мэтр Делле витиевато выругался и пополз, извиваясь ужом, поближе к Юсдалю-младшему.

Ситуация и впрямь складывалась плачевная. Портал в Вершинах распахнулся как нельзя вовремя – когда башня уже начала содрогаться от макушки до основания – но те, кто ожидал по ту сторону Врат, отнюдь не лучились гостеприимством. Скорее наоборот: вылетевших из светящейся арки молодых людей немедля подхватили, обшарили, выхватывая из ослабевших рук оружие, и куда-то поволокли.

Юсдаль и Лиессин, прибывшие из далекого прошлого, не могли даже пальцем пошевелить в свою защиту: заклинание, даровавшее им возможность на равных сражаться с альбийскими мечниками, иссякло, обернувшись своей противоположностью – оцепенением и вялостью. Люди, ожидавшие на лужайке со стоячими камнями, попытались оказать сопротивление, но что они могли против трех десятков нападавших? Пленников кого отвели, кого дотащили волоком до погреба под одним из странноприимных домов, втолкнули внутрь, не особенно заботясь о целости костей при падении на земляной пол, и захлопнули за ними люк.

– И что самое досадное, нашим заточением мы обязаны какой-то вздорной рабирийской девице, сильно невзлюбившей людей, – бормотал Ариен, покуда вялые пальцы Ротана ощупывали его сапог в поисках упомянутого ножа. Почтенного преподавателя Обители Мудрости нападавшие не сочли за серьезного противника – в первый же миг кто-то сбил его с ног, крепко навесил в ухо и небрежно стянул грубой веревкой запястья и лодыжки, после чего оставил валяться на траве, наблюдая за происходящим. Месьора Ариена даже не обыскали, что оказалось серьезной ошибкой. Умудренный передрягами жизни в осажденном Токлау, он завел диковинную для ученого мужа привычку – таскать за голенищем сапога длинный узкий клинок. Теперь острое лезвие в руке Ротана пилило неподатливые путы. – Я с самого начала подозревал: тут что-то неладно! Сперва эта госпожа вовсю честила людей едва ли не демонскими отродьями. И вдруг кидается предлагать помощь! Проклятье, Юсдаль, ты не мог бы поаккуратнее с ножом? Руки мне еще пригодятся…

– Ровным счетом ничего ты не подозревал, – резкое замечание Кламена из дальнего угла мигом оборвало рассуждения мэтра. – А если заподозрил девчонку, то какого ляда раньше молчал? Его величество и здешний чародей считали, ей можно доверять. И вообще, с чего ты взял, будто именно она привела нас в ловушку?

– Так ведь ее пальцем никто не тронул! – возопил оскорбленный Делле. Его руки наконец были свободны. Отобрав у Ротана нож, он в два счета освободил ноги и пошел по кругу, снимая веревки с остальных. Пленные, кто оставался в сознании, зашевелились, подтягиваясь ближе к лампе. – Я же видел! Она посмотрела, как вас вяжут, и пошла себе! А прочие с ней еще и раскланивались!

– А второй гуль? – хрипло спросил кто-то из пуантенцев. – Тоже, что ль, с ними? У, поганцы, как они были демонским отродьем, так и остались…

– Да Кадена? Этого не знаю, – честно признался месьор Ариен. – Вообще-то вряд ли. Они с его величеством вроде бы давние приятели, с чего бы ему затевать такие игры?

– А с чего бы это делать герольду покойного Драго? – возразил Эйкар, сбрасывая путы. – Хотел бы я знать, какого рожна им от нас нужно. Повязали, запихали в яму… Может, храни нас Митра, и впрямь казнят, с соблюдением какого-нибудь гнусного ритуала?

– Да заложников они взяли, ваша милость, заложников, – проворчал Альмарик. – У гулей сейчас положеньице аховое: границы открыты, гуляй кто хочешь, хоть Зингара, хоть Стигия. А вояки они, как этот Кадена сам признался, никудышные. Ясно как день: нашими головами торговаться станут. То есть не нашими, понятно, а короля и евойного сынка, да еще, может, одноглазого магика. С нас-то прибыток невелик, могут и в расход… – он аж застонал с досады. – Ох ты ж, судьба-злодейка, не повезет, так хоть в петлю…

– Я же говорю – на нас наслали проклятие невезучести! – не унимался темриец. – Между прочим, месьоры, самое время представиться. Меня зовут Лиессин Майлдаф, вот этого юношу – Ротаном из семейства Юсдаль…

Пока Эйкар и прочие называли себя и накоротке объясняли обстановку, Делле добрался до бочонка, на котором мерцал почти погасший светильник, вынес лампу на середину и, подтянув фитиль, добился того, что в погребе стало немного светлее. Кламен Эйкар глянул вокруг. Ну да, вся свита, не считая самого принца и его взбалмошной подружки. Делле со светильником, вот Ротан и Льоу – лежат пластом на границе светового пятна, на них странные пурпурные доспехи из воловьей кожи, изрезанные и испятнанные подозрительными черными потеками… Пятеро егерей стоят кучкой, тревожно озираясь и вполголоса поминая всякие нечестивые предметы… Альмарик, потирающий шрам на щеке…

– Эгей, где еще один? – вдруг воскликнул Делле.

– Который? – удивился Кламен. – Если ты про девицу Монброн…

– К демонам рогатым девицу, не про нее речь, – отмахнулся Ариен. – Из магических врат вышли четверо да еще его величество король Конан. Айлэ и Коннахара утащили, короля увели, это я видел, двое вон лежат – остался еще один… Митра Пресветлый, это же Эвье, Эвье Коррент! Наверное, он до сих пор без сознания. Сейчас разыщу, – он поднял лампу повыше, сколько позволял низкий потолок, и осторожно пошел вдоль стен, заглядывая за бочки и ящики. Подвал был большой, ряды ящиков и бочек тянулись шагов на тридцать, дальний конец полностью скрывался во мраке. Ариен осмотрел все у подножия лестницы, недоуменно пожал плечами и направился в глубину помещения, окликая на ходу: – Эвье! Ты где? Отзовись!

– Какого бы ляда ему хорониться… Послежу-ка я во избежание… – пробурчал Альмарик и потопал следом за мэтром.

– Эвье? – озадаченно переспросил Льоу. – Откуда? Ротан, я и Конни, больше никто не уцелел. Эвье сгинул еще где-то на середине лестницы, я видел, как он упал… Если только он не отбился и не догнал нас на Вершине, но это же невозможно…

– Силы небесные, – простонал Юсдаль-младший. – Погиб Эвье, мир его праху. Но четвертый, точно, был.

– Кто еще?!

– Льоу, ты не поверишь… Сам до сих пор удивляюсь, руки вперед меня все сделали…

– Вот он! – донеслось из темноты. – Эвь… Ба, но ведь это…

Раздался короткий вопль, мелькнула синяя вспышка, и Делле вылетел к лестнице – спиной вперед и переломившись пополам, все еще сжимая в руке светильник. Без того тусклый огонек немедленно погас. Во мраке послышалась невнятная возня, кто-то зашипел по-кошачьи, Альмарик взревел басом и скверно выругался, в ответ дрожащий от ярости голос выкрикнул что-то на непонятном певучем наречии. Потом донеслась звонкая оплеуха, и раздраженный голос десятника рявкнул над самым ухом у Кламена Эйкара:

– Да запалите же лампу, благородные месьоры, жаба ваша мать! Не рыпайся, коза шелудивая, помахала руками, будет! Тихо, говорю, пока руку не сломал!

Кто-то торопливо защелкал кресалом. Спустя десять ударов сердца фитилек светильника затеплился неярким светом, и стал виден сперва мэтр Делле, свернувшийся клубком на земляном полу, затем Альмарик со своей жертвой. Выражение лица у десятника было зверским, по щеке из трех глубоких царапин стекала кровь. Поймав взгляд Эйкара, пуантенец осклабился и просипел:

– Царапается, стерва, что твоя кошка… Пришлось угомонить малость…

Свою добычу он удерживал, заломив ей обе руки хитроумным захватом, при котором малейшее движение причиняет согнутой в три погибели жертве невыносимую боль. В тусклом свете видны были только огненно-рыжие, коротко обрезанные волосы и узкая спина в таком же, как на Льоу и Ротане, пурпурном кожаном доспехе.

– Чтоб мне лопнуть: девка! – пробормотал кто-то из егерей. – Она-то откудова здесь?!

– Не видал ты девок?! – напустился Эйкар, державший фонарь. – Посмотри лучше, что с книжником, а то он уж вроде как и не дышит! Чем это она его?

– Магичка она, – слабо донеслось с пола. Делле пошевелился и попробовал отнять руки от живота, но тут же вновь съежился со стоном. – Хватанула меня с трех шагов какой-то дрянью… Ох… как верблюд лягнул. Не троньте меня, месьоры, сам оклемаюсь…

– Альмарик, немедленно отпусти ее, – подал голос Юсдаль-младший.

– Даже не подумаю. Чародейку-то? А ну как она всех нас спалит к лешачьей матери?

– Пусти, говорю, – повторил Ротан. – Она больше не будет.

Десятник вопросительно воззрился на командира – Кламена Эйкара.

– Отпусти, – кивнул тот. – Но приглядывайте за ней в оба. И если что…

– То сразу и наповал, – понятливо кивнул Альмарик, разжал пальцы и отступил на шаг.

Незнакомка упруго вскочила и попятилась к закутку, образованному стеной и пирамидой винных бочек. Полусогнутые руки она держала перед собой, но не так, как это делал бы готовый к драке гуль при наличии своих когтей, и не сжатыми в кулаки, а словно бы отталкивая от себя нечто раскрытыми напряженными ладонями. Дрожащий свет лампы отражался в миндалевидных серых глазах, быстро перебегавших с одного обитателя погреба на другого. Девица оказалась довольно высока ростом и худощава. Наверное, в иных обстоятельствах и в другом настроении она была бы весьма привлекательна, даже, пожалуй, красива – у нее были правильные тонкие черты лица, сейчас, увы, перемазанного засохшей грязью и запекшейся кровью. И сразу притягивали взгляд великолепные волосы, густые, непокорные кудри темно-рыжего с алым оттенка, открывающие ушки прирожденной сиидха – заостренные, как у животного.

Несколько мгновений слышно было только громкое сопение изумленных егерей да стоны приходящего в себя Ариена. Потом Льоу замороженным голосом сказал:

– Если это та, о ком я думаю… а другой на Вершине не было и быть не могло… и если это ты, маленький поганец, ее сюда притащил… то ты, Ротан, свихнулся больше, чем сам Безумный Исенна!

Юсдаль открыл рот, собираясь возразить, но его перебила рыжая девица – похоже, упоминание имени Исенны подвигло ее на небольшую речь. Интонации были ледяные, что же до языка, то поток необычайно певучих слов, казалось, состоящих из одних протяжных и звонких гласных звуков, заставил недоуменно переглянуться всех без исключения присутствующих, не исключая и Ротана с Лиессином.

Когда же альбийка умолкла, Ротан взвыл и с досады треснул себя в лоб:

– Все исчезло, все забыл! Ни слова не понял, а ты? Ну хоть что-нибудь, Льоу? На языке Цитадели?

– Не помню ничего, – угрюмо буркнул темриец. – Да кашлял я на цитадельское наречие! На кой ты ее приволок, умник?

– А что, надо было бросить ее там на верную гибель? – взвился Юсдаль-младший. – Башня вот-вот могла разрушиться прямо у нас под ногами, а она лежала на самом краю. Я просто не мог ее оставить!

– Ни хрена не разумею, об чем они толкуют, – пробурчал Альмарик довольно громко.

– Ах, какое удивительное благородство! – ехидно возопил Лиессин, с трудом садясь и прислоняясь к груде ящиков. – Ну-ка ответь, как ты ей теперь растолкуешь, что минуло неведомо сколько не десятков, но тысяч лет? Чудесно, замечательно, ты совершил подвиг, достойный упоминания в легендах – спас прекрасную даму! Вот только спасенной красавице вряд ли отыщется место в нашем мире. Она же чистокровная айенн сиидха, для нее люди – говорящие животные! Она с ума сойдет, когда узнает, что от ее сородичей остались только легенды, а вокруг полным-полно людей!

– Так, – Кламен не выдержал и вмешался в маловразумительную перепалку. – Похоже, из всех нас вы одни знаете, что это за пташка. Прекратите, Сет вас пожри, вести себя так, будто нас тут нет! Что еще за чудо вы притащили?

– О-о, это чудо зовется госпожой Иллирет ль’Хеллуаной. Магичка, и не из последних. Умеет вызывать молнии с небес и огонь из-под земли. Ага, месьор Эйкар, вижу, как у вас глаза заблестели. Думаете, вовремя судьба подарочек послала? Не особенно обольщайтесь, – хмыкнул Майлдаф. – Она, изволите видеть, сиидха, то есть, если попроще, альб. Человеческих языков не разумеет вовсе, а альбийский мы с Ротаном… хе-хе… подзабыли. Так что тяжело будет ей объяснить, чтобы она все бросала и вызволяла нас из тюрьмы. Вон, видите, как смотрит? Небось прикидывает, сжечь нас разом или начать с Альмарика, чтоб неповадно ему было девкам руки крутить. Вообще-то может, ой может…

– Ты, между прочим, тоже сиидха… в какой-то мере, – напомнил Ротан. – Вот и попробовал бы сказать ей, что мы не желаем ничего плохого. Мол, сами по уши в бедах. Неужели матушка не выучила тебя хотя бы паре слов на родном языке?

– Те слова, которым я научился от матушки, при дамах не произносят, – огрызнулся Лиессин. Все же, поразмыслив, он изрек длинную фразу, полную протяжных гласных и пересыпающихся шипящих.

Ответ последовал немедленно – краткий, музыкальный и совершенно невразумительный.

– Гм, – только и сказал Лиессин, пожимая плечами.

Прятавшаяся в закутке тень, видимо, решила, что люди не столь опасны, как кажутся, и пора брать дело в свои руки. Никто не сумел уловить мгновения, когда она возникла в тусклом оранжевом кругу, отбрасываемом лампой. Егеря насторожились было, но альбийка змейкой скользнула мимо, присела на корточки и, прежде чем кто-либо успел ей помешать, совершила нечто странное: одной рукой ухватила за запястье Ариена, а другой – Льоу.

Пальцы у нее были холодные и цепкие, немедля пресекшие любую попытку вырываться. Лиессин потом под большим секретом признавался, что ощущение было наистраннейшее – словно бы некий ловкий невидимка без малейшей боли раскрыл ему череп и принялся быстро-быстро списывать все содержимое памяти на бесконечный пергаментный свиток. Длилось непонятное действо считанные мгновения, после чего девица отдернула руки, встала и отчетливо произнесла на чистейшем аквилонском наречии:

– Вы кто? Я помню тебя и тебя, – легким наклоном головы она указала на Юсдаля и Майлдафа. Ротан, несмотря на безмерное удивление, едва не прыснул: похоже, вместе со знанием языка чародейка позаимствовала и протяжный темрийский акцент Лиессина. – Помню бой в Вершинах… Но куда подевались остальные? Что это за место? И кто эти люди?..

– …Восемь тысячелетий, – повторила ль’Хеллуана, глядя куда-то прямо перед собой. Ее зрачки сжались в точку и слегка остекленели. – Ничего не осталось… Моего мира больше не существует. Им завладели смертные… Зачем я здесь, человек? На что ты обрек меня своим мимолетным состраданием? Почему не дал умереть вместе с моим народом?

– Ну вот. А я тебя предупреждал, – пожал плечами Майлдаф. – Валяй, благородный рыцарь, объясни ей еще разок, что все ее соотечественники погибли восемь тысяч лет тому, но огорчаться, мол, не надо. Все еще образуется. А?

– Да погодите же! – вскричал Ротан. Прочие узники только ошарашено водили взглядом от альбийки к Ротану и обратно, не в силах поверить в только что изложенную невероятную историю и тем более – смириться со столь тесным соседством настоящей живой альбийской магички. – Выслушайте меня! И вы тоже, госпожа Иллирет, послушайте, не впадайте в отчаяние! Я знал, что делаю! Я сейчас все объясню, только не перебивайте! И обещайте, что об этом никто не узнает, а то мне отец с матушкой такое устроят… Клянетесь? Никому, никогда ни единого слова?

– Ты к делу переходи, – буркнул Льоу. – Еще клясться тебе тут… Давай, излагай, сказитель.

– Ну… все началось с Меллис, моей ненаглядной сестрицы. Она затеяла тайком копаться в отцовских сундуках, где лежат его запрещенные к распространению хроники. Те, которые еще ждут своего времени. Их там скопилась целая кипа – за время службы при дворе отец умудрился везде сунуть свой любопытный нос. Он ведь был и советником короля, и хранителем Большого Архива, и сочинителем на досуге… Так вот, в числе прочего мы нашли множество заметок касательно Битвы Драконов.

– Пресловутый Немедийский переворот? – влез Делле. Он уже оправился после полученной от Иллирет магической оплеухи и время от времени принимал живейшее участие в беседе – особенно там, где речь заходила об исторических фактах. – Весна 1294 года от основания Аквилонии? Да, в тамошних событиях до сих пор осталось множество белых пятен и нераскрытых тайн…

– Мэтр, он ведь просил не перебивать, – напомнил Эйкар. Альмарик высказался проще:

– Заткнись, а?

Месьор Ариен торопливо прикрыл себе рот ладонью и часто закивал.

– В числе всего прочего там хранилось длинное своеручное послание моему отцу от Долианы Эрде, предводительницы Рокода на Полуночи Немедии, – продолжил Ротан. – В письме рассказывалось, зачем и почему герцогиня Эрде-младшая решила устроить бунт против Тараска Кофийца, о толкнувших ее на это причинах и дальнейших планах. Имелось там еще кое-что потрясающе интересное касательно наставника и спутника госпожи Долианы.

– Может быть, это интересно для тебя, – медленно сказала альбийка. – Но что мне за дело до интриг смертных людей?

– Сейчас будет дело. Эрде была уверена – и получила тому убедительные доказательства – что ее покровитель есть та же самая личность, что когда-то заправляла делами в небезызвестной Долине Вулканов… – лед в глазах альбийки мигом растаял, она прожгла Ротана недоумевающе-яростным взглядом. – Но и это еще не все! Мы с сестренкой так поразились, что распотрошили папины архивы до самого дна в поисках еще каких-нибудь сведений. В том, что они отыщутся, Меллис не сомневалась: имя личности, о которой идет речь, давно и прочно связывается с многочисленными байками о юности нашего правителя, а также наших с Меллис деда с бабкой со стороны матушки – Целлигами из Альстейна Немедийского. Конан, Хэлкарс Целлиг и его жена Лиа – все они провели молодые годы в веселом городе Шадизаре.

– Так вот, – торопливо продолжал юноша, – мы нашли историю, записанную нашим отцом со слов его свекра. Подлинный рассказ очевидца о том, как летом 1264 года в Шадизаре Заморийском чудесным образом объявился и остался жить человек, взявший себе имя Хасти и прозвище Одноглазый, по роду занятий – маг высшего уровня посвящения. В хронике отец указал настоящее имя Хасти. Его зовут… – Юсдаль выдержал надлежащую паузу и буднично закончил: – его зовут Астэллар. Или Эллар. Ученики иногда называют его так, а сам он редко пользуется этим именем, утверждая, что больше не имеет на него права. Я и Меллис до сих пор не понимаем, каким образом он сумел избежать того, что с ним сделал Исенна, однако он уцелел и вернулся. Теперь он – Хасти Одноглазый, маг из Рабиров. Поэтому я и не посмел бросить госпожу Иллирет там, в Крепости. Дед говорит, всякий имеет право на вторую попытку. Мне только в голову не приходило, что здесь нас так неласково встретят. Вот. Теперь можете пинать меня, сколько вздумается.

Иллирет закрыла лицо руками, и Кламен заметил, что изящные пальцы магички слегка дрожат. Впрочем, голос ее звучал твердо:

– Правильно ли я поняла из твоего длинного и путаного рассказа, что Астэллар Крылатый вырвался из Безвременья и живет среди людей?

– Именно так, – подтвердил Ротан, даже не обидевшись на «длинный и путаный».

– Я надеюсь, ты не солгал – такими вещами не шутят, мальчик… Это многое меняет. Если благодаря тебе я встречу Учителя… то знай, что Иллирет, Повелительница Огня, вечно пребудет у тебя в долгу. Но сперва встреча должна состояться… Где он?

– Здесь, в магической школе «Сломанный меч», – встрял Делле. – Только, видите ли, благородная госпожа Иллирет… Учитывая некоторые непредвиденные сложности, с каковыми мы столкнулись в процессе экстракции…

– Хватит тебе трещать, сорока! – громыхнул Альмарик. – Сложность-то одна всего: здешние ублюдки, да простит меня благородная Иллирет, кои себя именуют дуэргар, вашего одноглазого учителя оглушили, покуда он колдовал, и где-то держат крепко связанным, как и короля нашего Конана. И намерения у них, подозреваю, самые что ни на есть злодейские. Так что он, значит, где-то там, а мы, стало быть, тут, в яме. И наверху топчется десятка два до зубов вооруженных ублюдочных, извиняюсь, ублюдков. А так-то, госпожа, сложностей никаких.

Иллирет ль’Хеллуана посмотрела на Альмарика, потом подняла голову и кинула взгляд на крепко запертый люк. На ее губах заиграла мечтательная и хищная улыбка.

– Наверху четверо, – негромко сказала она. – Еще шестеро находятся в помещении по соседству, ждут своей очереди. Дверь заперта на два замка… Так… Что-то происходит снаружи. Кто-то зовет караульных. Они выбегают из дома. На посту остались трое, они тоже хотят принять участие… Спорят. Уверены, что пленники никуда не денутся. Уходят. Ушли.

Альбийка подняла руку и нацелила раскрытую ладонь на створку люка. Сквозь доски брызнули тонкие лучики яркого оранжевого света. Свет стал ярче, толстые дубовые плашки на миг словно повисли в воздухе, окруженные нестерпимым сиянием… запахло гарью, на головы пленникам посыпалась горячая зола… Магичка резко сложила пальцы щепотью, и дверь узилища вдруг почти беззвучно взорвалась тучей пепла, оставив зияющую дыру, через которую в подвал пролилось немного тусклого оранжевого света.

– И правда, – сказала Иллирет ль’Хеллуана с веселым удивлением, – сложностей никаких.