"Аскольд Шейкин. Резидент " - читать интересную книгу автора

тихо: - Знаешь, за что позавчера Анну Полтавченко взяли? Ту, что на Сквозном
живет. Крайний дом, напротив Мироновых?
Леонтий пожал плечами:
- То есть как - за что? Сейчас и за одно слово могут забрать. И
никакого Миронова, никакой Анны Полтавченко я не знаю.
- За слово, - хмыкнул Евграф. - Деньги она от большевиков получила. Она
казначеем у них тут была, у подпольщиков. Кто-то из шахтерни привез. Двести
тысяч "катериненками"! С такими и за границу бежать можно - все банки их
принимают. И, я тебе скажу, приказ есть: всех, кто к ней хоть раз ходил,
арестовывать.
- Та-ак, - протянул Леонтий.
- Вот и так. А где деньги? Молчит Анна. А кто еще может знать? Дочка
может. Маски надеть, прийти ночью: "Давай, душа твоя вон!".
- Не тарахти. Арестовали эту Анну Полтавченко, ты говоришь, позавчера.
Но если дочка ее о деньгах знала, неужели, думаешь, она их уже никому не
передала? Что она, дурочка?
- Не. Никому не передала.
- Ты-то откуда знаешь? Был, что ли, у нее?
"Значит, эта Мария Полтавченко наша, - думал он между тем. - Тоже с
нами. Красная..."
- Был, что ли, у нее? - повторил он, так как, взволнованный, не слышал
ответа Евграфа.
- Был. Да я один был. Побелела, трясется: "Убивай!" Нужна она мне
убитая!
"И тогда она с Матвеем не просто шла, - продолжал думать Леонтий. - И
на варенцовском вечере не просто была. Она то, что и я, узнавала. Но для
кого? Тоже для агентурной разведки Южфронта? Конечно ж, я тут не один.
Только у меня своя задача, у нее своя. А сходится все в один центр. Но
Василий тогда б мне сказал... А мог как раз и не сказать. Впрочем, едва ли
эта Мария наш работник, коли мать ее - казначей подполья. Казначей - это
очень тяжелый пост. Всегда при тебе есть улики: документы, деньги. Хранить
ты их и должен. Это посложней, чем разведка. Нет. Мария работает от
подполья".
- Еще пойдешь?
- Пойду, - ударом топора Евграф рассек кость, лежавшую на колоде.
Разрубленные куски разлетелись и глухо стукнули о стены ларей. - Все скажет.
Не одному только надо идти. Тебя-то я не зову: жалостлив ты, будто девка.
Леонтий вырвал топор из рук Евграфа. Тот не удержался на ногах и упал
на колоду. И тут Леонтий пришел в себя: что же он делает? Разве он имеет
право заступаться за Марию Полтавченко? Он только ей и себе навредит.
Он швырнул топор на обитый жестью прилавок:
- Если ты к ней сунешься, в тюрьму сядешь. Я твою житуху знаю: в ней
все было. Ключи подберу правильные. Ты мне не одну тысячу стоишь. Не вижу,
думаешь?
Теперь надо было идти до конца: Евграф - трус. Напугать, и не пикнет.
Евграф, сопя, поднялся.
- Пошел ты, - плаксиво проговорил он. - Сила, как у быка. "В тюрьму
сядешь", - передразнил он. - Я, может, тебя самого прежде посажу. Не вижу
будто, как ты старухам для тюрьмы пудами мясо даешь, боишься, что комиссары
подохнут?