"Аскольд Шейкин. Резидент " - читать интересную книгу автора - Да, - твердо ответил Леонтий.
Богаевский многозначительно молчал, думая о том, как дословно приведет этот разговор с рядовым мясоторговцем и на заседании комиссии по борьбе с дороговизной и спекуляцией, и в разговоре с атаманом! И в своем выступлении на ближайшем заседании Большого Войского Круга тоже. Взаимоотношения с торговцами были для всех правителей Дона мукой из мук, и Богаевский пришел в очень хорошее настроение. Ничего более не сказав, он со всем своим окружением двинулся дальше. Кто-то вдруг произнес за спиной Леонтия: - Богачи, торговцы да нищие - все это бедные духом... Леонтий оглянулся и узнал того, кто это говорил: Афанасий Гаврилов! В детские годы вместе учились в ремесленной школе, пели в церковном хоре, забирались на чужие бахчи. Он изменился, конечно. Восемь лет позади. Но и тогда он выглядел в общем таким же: рослый, жилистый, на лице выраженье насмешки... - ...А нам, рабочему классу, на все это чихать. Запеть бы? А? В четверть голоса: "Смело, товарищи, в ногу"?.. Он обращался к стоявшим вокруг него деповским рабочим. Леонтий строго посмотрел на Афанасия. Их глаза встретились. "Специально для меня говорил. Напоминает, что друзьями были. Смельчак! - подумал Леонтий. - Заговорить с ним? Лучше потом, в другом месте. Опасно сейчас. Очень уж он в открытую высказался..." Впереди, в стороне вокзала, снова послышался голос Богаевского: - Как это вы не смогли?.. Владелица рудника просит? Рудник остановится?.. Но почему вы говорите, что угля на станции только на сутки?.. выполнить!.. Ничем не выказав, что он узнал Афанасия и понял скрытый смысл его слов, Леонтий пошел в сторону генеральского голоса. ГЛАВА 7 Уйдя с Цукановской шахты, Мария по совету Харлампия не направилась сразу домой, а зашла к Дусе Варенцовой и пробыла у нее почти до полудня. Вчера Дусе столько понадарили шерсти, шелка и полотна, что работы должно было хватить Марии на всю зиму. Возвращаясь, она еще издали увидела в начале Сквозного переулка толпу, причем все смотрели в ту сторону, где был ее дом. И Мария сразу поняла: у них делают обыск. Она вбежала во дворик. Дверь была распахнута, порог и земля снежно белели от перьев и пуха. Бородатый дядька в черной форме городского стражника перегородил дорогу: - Стой! Из домика, сквозь пролом высаженного окна, доносились голоса: - Сереженька, што же ты робишь? Я же мать твою знала и отца твоего знала... Што же ты робишь? - Вспомнила? Это вспомнила? А где казна лежит, не вспомнила? "Родная... Дорогая... Единственная, - думала Мария, в беспомощности |
|
|