"Аскольд Шейкин. Дарима Тон" - читать интересную книгу автора

разрядов, в эфире ничего не было.
Почему все же она так и не стала что-либо передавать с
ним ученым? Потому ли только, что ее появление в нашем вре-
мени не было предусмотрено? Или другое посчитала, будто это
лишено смысла. Но тогда опять - почему?
Он сидел, облокотившись о столик, вслушивался в треск
разрядов и думал: "Дарил покой!.. А если бы вместо меня был
бригадир? Или тот же Тимофей Кращенко в своем комбинезоне с
иголочки? Сумел бы сделать кто-нибудь из них для этой гостьи
из будущего больше, чем я? И что еще сделать, если она поя-
вится снова?.. Или никогда не появится. Атомным взрывом по-
лыхнула где-то в далеком прошлом. Я все равно буду ждать ее.
Хоть неделю. Хоть годы. И еще одно. Как же быть теперь с
этим новым знанием о себе: величайший изобретатель... Такой,
как творцы космических городов!.."
Он поднял глаза на новогодний плакат. Экрана на месте его
уже не было. Или был? Да-да! Искрилась прозрачная пленка.
Значит, Дарима Тон возвратилась?
По экрану перемещались, уходя под обрез его верхнего
края, слова.
"Но что это? - с испугом подумал Зубцов. - Рассказ, напи-
санный по способу две тысячи девятьсот девяносто восьмого
года, одним из действующих лиц которого буду я? И каким же
предстану я в этом рассказе? Ведущим конструктором? Герои-
ческим парнем? А если трепачом? Пьянью?.."
Он стал торопливо читать.
"Трибуны стадиона были полны. Они цвели алыми стягами. От
упругих звуков оркестра вздрагивал воздух. И все тысячи вос-
торженных взоров скрещивались в одной-единственной точке -
там, где на зеленом просторе спортивного поля стояла девушка
в белых брюках и белом жакете, отороченном горящим, как зо-
лото, кантом.
Он знал, кто это. Знал, в какой путь она отбывает. И он
видел ее одновременно как бы с двух расстояний: очень изда-
ли, в глубине чаши стадиона, но вместе с тем так, будто сто-
ял совсем рядом с нею, и потому различал малейшие движения
губ, бровей, улавливал направление взгляда, грустного и
счастливого и обращенного только к нему.
И он сказал:
- Я теперь знаю свои силы, Дарима. Я приду. Прорвусь в ту
эпоху, в которой окажешься ты.
- В каждом таится гений... Я верю, - без слов, как-то
иначе, прямо от сердца к сердцу, отозвалась она..."
Зубцов открыл глаза. Он сидел в вагончике у стола. Солнце
светило в окошко. Счастливо смеялся мальчишка-лыжник на но-
вогоднем плакате. Радиоприемник больше не сыпал разрядами.
Из него вырывались слова песни:

...У нас хорошая память.
Живые забыть не смеют