"Вадим Сергеевич Шефнер. Змеиный день" - читать интересную книгу автора

литературой и зонтик. И они вынуждены были сесть в вагон.
- Вот видишь, едем - и ничего, - прошептал Гришка. - И пирожков поели,
и в поезде едем, как порядочные. Со мной не пропадешь!
И он тихо, но с нарастающей громкостью запел: "Вот вечер наступает.
Чеснок идет домой, а васинские парни кричат: "Чеснок, постой!" Чеснок
остановился, все васинцы кругом: "Деритесь чем хотите, но только не ножом!""
Пассажиры не успели дослушать печальную историю Чеснока. Вошел контролер. Он
быстро убедился, что билетов у ребят нет. Они начали врать, как полагается в
таких случаях, но так как они не сговорились заранее, что врать, то это
получилось у них неубедительно. К тому же видно было, что это не бездомные
мальчишки. Никто из пассажиров их не пожалел, никто не заступился.
- Стыдно, ребята, стыдно, - сказала какая-то старушка. - А еще с
зонтиком!
Высадили их на первой же станции. Следующего поезда надо было ждать
семь часов.
- На этот раз влипли, - сказал Толька. - И все через твои пирожки.
- Не один я их ел, - огрызнулся Гришка и уныло запел: "Эх,
петроградские трущобы, а я на Пряжке родился, и по трущобам долго шлялся, и
грязным делом занялся..." - Не гнуси, - сказал Толька, - нытьем не поможешь,
надо думать, как в детдом вертаться.
Но Гришка продолжал петь. Если уж он начинал песню, то обычно доводил
ее до конца. Тут надо было набраться терпения. Так, если вы едете в телеге и
конь остановился по небольшой своей нужде, - напрасно его понукать; нужно
просто подождать, когда он кончит свое дело и сам двинется дальше. И лишь
когда песня закончилась заключением ее лирического героя в тюрьму, Гришка
вступил в разговор.
- Говоришь, надо думать, как в детдом добираться? А ты не видишь, как
нас, детдомовцев, из поездов будто котят вышвыривают! Когда я беспризорником
был, мне всюду - почет и уважение. Я на станциях раньше пел - всегда
подавали, а теперь небось и спасибушка никто не скажет. Не надо нам в детдом
возвращаться, - закончил свою речь Гришка. - Хватит с нас. Надо уматывать!
- А куда? Скоро зима.
- У меня братик двоюродный есть, - почему-то переходя на шепот, сообщил
Гришка.-Он уже большой, он два года назад, когда я в колонии был, письмо
даже прислал, спрашивал, живой ли я.
- А где он живет?
- Он в Ною... в Ново... Он в Новосибирске или в этом, как ero,
Новороссийске живет. Я и адрес помню - Проточная улица, дом двадцать. Мы
сперва можем в Новороссийск поехать, а если там не найдем - сразу в
Новосибирск. Или наоборот, можем сперва туда, потом - туда.
- В Новороссийске я был, - сказал Толька. - Там меня на базаре чуть не
побили. Если уж ехать, то сначала а Новосибирск.
На ребят снова повеяло прежней бродяжьей жизнью.
Но не так-то просто было теперь убежать.
- А с этим что делать будем? -Толька помахал мешкой с литературой.
- Книги продадим с мешком вместе, - ответил Гришка. - Пусть другие их
читают, а мы с тобой и так умные;
- А с зонтиком что делать? - спросил Толька и подумал о Собачарыче и о
том, как ревматизм добирается до его седой головы. То же самое подумал,
наверно, и Гришка. Он молчал на пустынной платформе держа закрытый зонт на