"Чарльз Шеффилд. Эсхатон" - читать интересную книгу автора

Дрейка лилась из радиоприемников, а в карманы ему со всего мира стекались
гонорары.
Он продолжал усердно трудиться, но как только смог, учредил трастовый
фонд, на средства которого тело Аны должно был храниться веками, что бы ни
случилось с самим Дрейком.
Теперь, когда нужда в деньгах стала не такой острой, он изменил
направление своей работы: вместо сочинительства занялся тем, что лихорадочно
впитывал всю, какую только мог, информацию о личной жизни своих
современников-музыкантов. Беседовал с ними, очаровывал, втирался в доверие -
а потом анализировал узнанное и пространно описывал. Пространно, но не
полностью. В каждом своем очерке Дрейк не забывал оставить дразнящий намек
на что-то неупомянутое: мол, он еще много чего мог бы рассказать, но пока
что лучше промолчит.
Что захотят знать люди будущего о своих предках? У Дрейка был ответ на
этот вопрос. Они станут увлекаться не официальными биографиями, не
страницами из учебников и монографий. Этого-то у них будет в избытке. Но они
захотят большего. Подробностей, слухов, сплетен. Чего-то вроде дневников
Босуэлла и архивов Сэмюела Пеписа. А если у них появится возможность
познакомиться не только с записями, но и с тем, кто их делал...
Этот труд не терпел спешки. Но наконец девять долгих лет спустя Дрейк
был готов.
Всегда оставалось искушение - добавить еще одну беседу, написать еще
одну статью. Он стерпел. Тут его посетила новая мысль: а как он станет
зарабатывать себе на жизнь в будущем? Может, пройдет двадцать лет, а может -
и пятьдесят, или двести, или тысяча. Перенесись Бетховен в 2000 год - сумел
бы он прокормиться музыкой? Или, если быть реалистом, на что пришлось бы
жить Спору, или Гуммелю, или еще кому-нибудь из не столь знаменитых
бетховенских современников?
Пожалуй, если бы им удалось уловить веяние эпохи, они бы неплохо
преуспели. Может, еще и получше, чем великий гений, боннский титан. Они ведь
были легче, гибче, хитроумнее Бетховена.
А если он ошибается и получать доход с музыки не сможет? Ну и пусть.
Будет мыть тарелки или что там в двадцать третьем веке будет вместо тарелок.
Делов-то!
И вот однажды Дрейк все оставил, привел дела в порядок и вернулся
домой. Без предупреждения он заявился к Тому Ламберту. Они поддерживали
связь, и Дрейк знал, что Том женился и воспитывает детей в том же доме, где
жил чуть ли не с рождения. Но все же удивительно было шагать по тихой аллее,
глазеть на неровно подстриженную живую изгородь, а потом увидеть, как Том во
дворе играет в бейсбол с незнакомым восьмилетним мальчишкой, у которого
волосы такие же огненно-рыжие, как были в юности у его седеющего теперь
отца.
- Дрейк! Боже мой, почему ты не позвонил, что приедешь? Дай-ка взгляну.
Ты такой же худой, как всегда. Как дела?
Том слегка облысел, зато обзавелся плотным брюшком. Он сгреб Дрейка в
охапку, как блудного сына, и потащил в дом, в хорошо знакомый ему кабинет.
Пока миссис Ламберт возилась на кухне - должно быть, закалывала
откормленного теленка, - ее муж стоял напротив Дрейка, так и сияя гордостью
и удовольствием.
- А мы то и дело твою музыку слышим, - сказал он. - Просто