"Горсть песка-12" - читать интересную книгу автора (Белоусов Валерий Иванович)

Часть Третья. «Коса на камне». Самое длинное утро

Это ничего- это просто «Интернационал«…Исполняется по Всесоюзному радио в 12 часов ночи…

Во Владивостоке- уже утро, солнце давно уже сияет над Золотым Рогом и Босфором Восточным…Моряки в белых форменках строем, широко шагая, идут на водно-спортивный праздник…

В Москве- сияют звёзды над Кремлём, прохожие любуются прекрасным видом с Большого Каменного моста…Юноша показывает девушке на горящие окна в Большом Кремлевском дворце- ОН- не спит, ОН- думает о нас, о всех советских людях…

На Центральном Аэродроме, что на Ленинградском шоссе, приземлился рейсовый самолёт линии «Берлин-Москва» — в салоне ни единого пассажира! Летчик обескуражен- все привычные радиомаяки не работают, польские города и маетки — в затемнении, летел по памяти…В ответ диспетчер показывает ему аэронавигационную карту Центральной Европы- в середине карты белое пятно — все европейские метеостанции еще днём перестали передавать информацию…

В Минске- закончился спектакль, погасли огни у Окружного ДКА…Товарищ Павлов мирно отправился почивать…

Через станцию Брест прошёл поезд «Москва-Тересполь»… Пассажиры в спальных вагонах (Так и написано на вагоне- «Спальный») готовятся к паспортному контролю на границе Генерал-губернаторства и пересадке в немецкие вагоны до Берлина, Вены, Парижа и Амстердама…

«Быстроходный Гейнц» Гудериан в бинокль изучает с наблюдательной вышки Брестскую крепость…Вроде всё как обычно…есть какое-то шевеление, но у русских это каждую ночь- кто-то на полигон уходит, кто-то на строительство укреплений, потом возвращаются…Русские явно ничего не подозревают…

Ноль часов, одна минута. Лес северо-западнее Кобрина, именуемый «Ведьминым закутом».

Начальник областного Управления НКВД БССР старший майор товарищ Фрумкин обращается к заведующему сектором оборонно — массовой работы обкома комсомола товарищу Коржу: «Вася, ну что Вы как не родной? Эх, руки у Вас как…держите ровнее…тяните, тяните…вот, пошла, пошла…»

В темноте откидывается с земли крышка, похожая на крышку погреба…пахнуло сыростью, землёй…

Фрумкин включает квадратный пограничный фонарик, спускается вниз…

«Вася, лезьте уже…Осторожней, не наебн…говорил же, осторожней!»

Камера спускается вниз- на экране утопленный в землю по венцы сруб. В укрытии — деревянные полки, на них под запылённым брезентом- очень много полезных и нужных вещей.

Фрумкин, с удовольствием тетешкая в руках старомодный, но вполне работоспособный «Гочкисс»: «Надо же, сохранился, старый товарищ…Эх, сколько с этой дурой я по здешним местам погулял»

Корж, с недоумением: «Дядя Фима, откуда это?»

Фрумкин: «А это, мой неожиданно нашедшийся племянничек, заложено ещё в 1926 году, когда мы с товарищем Градовым в Западно-Белорусскую коммунистическую партию играли…впрочем, тебе про это рановато слушать…

Ну что, комсомол, впечатлился? Владей. Подараю от щирого сэрдца!»

(Голос за кадром. Первый в Беларуси партизанский отряд был в РЕАЛЬНОСТИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создан будущим партизанским генералом Василием Коржом в 8 часов утра 22 июня 1941 года. И откуда-то кадры нашлись, и оружие, и схроны в густом партизанском лесу сами собой от сырости образовались…Совсем не готовился кровавосталинский режим к партизанской народной войне!)

Ноль часов тридцать минут. Участок 11 пограничной заставы. Берег реки Буг.

В наряде- в прибрежных кустах, около пограничного столба?81 — замполитрука Ковалёв и младший сержант Сорокин.

Тишина. Над речной волной- серебрится лунная дорожка…

И в эту дорожку — вплывают чёрные тени — одна, вторая, третья…вот уже пол-реки закрывают бесшумно двигающиеся, как призраки, резиновые лодки…

Сорокин: «Товарищ политрук, идут…»

Ковалёв: «Вижу. Спокойно, боец, спокойно…»

Достаёт из полевой сумки телефонную трубку, находит у основания широкой ветлы замаскированный штекер, включается в сеть: «Я второй, первый, ответьте! Первый, Мотор-22! Есть действовать по обстановке!»

Когда черные тени пересекают середину фарватера, Ковалёв встаёт, поправляет ремень, одёргивает гимнастёрку, проверяет, ровно ли сидит зелёная фуражка…

Выходит к урезу воды, на белеющий речной песок…

«Внимание, вы нарушили Государственную Границу Союза С.С.Р.! Приказываю немедленно остановиться!»

В ответ звучит выстрел…Ковалёв, обливаясь кровью, падает на песок под довольный гогот кучно сидящих на приближающейся к берегу лодке немцев…

В эту же секунду Сорокин даёт зелёную ракету…и в свете стремительно взлетевшей ввысь рукотворной звезды немцы видят, как часть берега — поросшая кустарником- медленно отделяется и бесшумно плывёт, плывёт, плывёт — против течения…

(Ретроспекция.

Все маленькие девочки очень любят играть в куклы. Оля Тонина очень любила играть в солдатиков и ещё в кораблики…Фото: маленькая девочка с размаху бьёт маленького мальчика — Вовика Резуна — по голове большим железным пароходиком…

Ну, играла, играла (Фото: Девочка с пионерским галстуком держит в руках штурвал- в стиле «Тимур и его Бригада»)…росла, росла и выросла…с золотой медалью окончила советскую школу — молодым везде у нас дорога! Ан нет, оказывается, не везде…Фото: военком в шею выпроваживает барышню с комсомольским значком из райвоенкомата…

Но есть такая детская песенка:»

Так оказывается, действительно писали- и товарищ Ворошилов действительно эти письма — ЧИТАЛ!

И товарищ Тонина- спортсменка, комсомолка, и просто красавица (с) — была в порядке исключения зачислена на первый курс Высшего Военно-Морского училища имени товарища Фрунзе…Всё равно убежит через месяц!

Убежала она и в правду- через четыре года- с дипломом с отличием, от распределения в адъюнктуре…Выбрала сама место службы, как отличник- не в столицу, в Главморштаб, а на «ближний и любимый, на Дальний Восток!». На Амурскую военную флотилию…Фото: барышня в чёрной форме без погон, но с двумя галунами на рукаве и лихо заломленной мичманке а-ля Битти.

В Благовещенске молодого лейтенанта пытались определить — опять же в Штаб, но та упёрлась- на корабли…Предложили на ГИСУ «Олёкма»- должность кап-три, и по её дипломному профилю- гидрография…Нет, упёрлась рогом- именно на боевые корабли…

Ну так получите! Бронекатер-26, бывшее в девичестве посыльное судно «Пика» Военного ведомства почившей в Бозе Российской Империи…Даже гальюна нет. За борт «ходят».

Не прошло и месяца, как «двадцать шестой» вдруг заблистал, как медный пятак…И скорость даже увеличилась на пол-узла. Против проектной.

За три года вывела кораблик в передовые! Переходящий Красный Вымпел Главкома завоевала! За то и звание досрочно получила…

Ну, чистоту наводить бабьё умеет, вот до ДЕЛА доведись…

И как-то в одно прекрасное утро канонерская лодка с непроизносимым в приличном месте названием «Сунь-Хувынь» из флотилии совершенно ни от кого независимого государства Маньджоу-Го, управляемого малолетним императором Пу-И, встретив у острова Даманский «двадцать шестого», поприветствовала последнего выстрелом под нос…Китайцы, видите ли, полагали, что граница проходит по фарватеру…Товарищ Тонина в свою очередь полагала, что они ошибаются…И граница проходит исключительно по самому китайскому берегу…

Фото: Командир «двадцать шестого» берёт китайский корабль, превышающий её лилипута в десять раз, на абортаж, в лучших традициях Карибского моря…На груди- разорванная тельняшка, в одной руке- сапёрная граната Новицкого, в другой- разделочный нож из камбуза, на устах — «Ну, мать, мать, мать, кто ещё хочет комиссарского тела?!!»

За такую лихость старшего лейтенанта Тонину досрочно произвели в младшие лейтенанты и отправили на Запад…совсем в другую сторону…от греха, подальше…И вот теперь очередной агрессор встретил её уже на Буге…Гидрографией человек занимался, мирно так…)

«КТ-28» — Кировская, танковая…коротко ствольная пушечка, созданная на базе полковой…Устарела, конечно…Но не для этой ситуации…

«ГАММ!!» Когда трубка шрапнельного снаряда ставится «на картечь»- снаряд разрывается почти сразу, после вылета из ствола — и сотня стальных шариков огненной метлой- по воде, по лодкам, по затянутым в фельдграу упитанным телам — шмяк, шмяк, шмяк…

«ГАММ, ГАММ, ГАММ!!!» Не даром трёхдюймовку поэтичные французы называли «Коса Смерти»! Только гильзы по полу звенят! А что касается задымления башни- так моряки не танкисты, они про вентиляцию и ижекцию ствола с девятнадцатого века узнали…

А спаренный крупнокалиберный ДШК из башенки над бронированной рубкой- «АРРРГХХ!!» Только пламя у среза стволов бъётся!

А зенитная установка МВ-4 на корме, из четырёх «Максимов», каждый из которых- по 250 выстрелов в минуту- «РРРРАТАТАТАТА!!» И обманчиво-медленно летят, тянутся сквозь темноту светлячки трассируюших пуль — а на каждую трассирующую- три обычные…

Плохо на реке. Совсем не хочется гоготать…»Оборотень, оборотень, морской оборотень…Вервольфмаринен!!!»

И незваные гости скорее к берегу грести- где пришельцев уже встречают залпы симоновских самозарядок заблаговременно занявших ещё с вечера позиции пограничников…Ну, кто-то и доплыл, не всех своими двумя винтами в кровавую пену БК-031 перемолол…тех заботливо принимали, вязали — всё как полагается…А ты не суй своё свиное рыло в наш советский огород!

О таковом инциденте немедленно надо в самую Москву докладывать- только начальник заставы старший лейтенант НКВД тов. Фалдин и не подумал этого делать! Потому как к месту боя через полчаса прибыл не только комендант участка капитан НКВД Мысев, но и начальник Пограничных и конвойных войск НКВД генерал-лейтенант Соколов…

А БК-031 к берегу оттянулся- и опять в зарослях затаился, как анаконда амазонская…

(Голос за кадром. В реальности, начиная с полуночи и до трёх часов ночи, заблаговременно приведенные в боевую готовность пограничники Августовского и Брестского погранотрядов отразили восемнадцать попыток пересечь Государственную границу разведывательными и передовыми отрядами численностью от отделения до роты, уничтожив до 200 немецко-фашистских агрессоров, в том числе переодетых в красноармейскую форму…)

Ноль часов 49 минут. Пинск. Штаб флотилии. Докладывает начальник штаба- капитан 2-го ранга Г.И. Брахтман.

«…таким образом, Командование Погранвойск Союза выносит флотилии благодарность за помощь в отражении нападения, и просит дальнейшей поддержки и впредь.

По телефонному докладу командира катера, потерь среди команды нет, исключая троих легкораненых (по дополнительному сообщению старпома, в том числе и командира). Однако БК-031 требуется пополнения боекомплекта для орудия- одни бронебойные снаряды остались, а также значительно израсходованы патроны для ДШК. Патронами винтовочного калибра и бензином — пограничники щедро поделились…»

Командующий, контр-адмирал Рогачёв Д.Д.: «Добро. Вышлите Р-5 из нашей эскадрильи с боезапасом, обратным рейсом пусть захватит раненых, если нужна помощь на плавгоспитале…Эх, командира бы вывезти — не прошу себе, если эта дура шальную пулю лбом словит…Да не полетит она, я её знаю.

Добро. Передайте на 031-ый — «Флагман выражает удовольствие!»

Теперь о главном. Внесите в Журнал Боевых Действий — «Принял решение-в связи с обозначившимися военными действиями неприятеля (sic!) согласно плана прикрытия границы выдвигаюсь на Буг в составе первого корабельного отряда, мой флаг на «Жемчужине». Выход- по готовности.»

Пошли, братцы. И семь если — не футов, то хотя бы- семь сантиметров нам под килем»

(Голос за кадром. Генералы, как правило, посылают солдат в бой…Адмиралы матросов в бой- ведут.)

(Мгновенная черно-белая вставка. Корабли Пинской флотилии, получившие в РЕАЛЬНОСТИ приказ о «Готовности-1» в только 3 часа 30 минут ПОСЛЕДНИМИ ПО ФЛОТУ, в 4 часа успешно отразившие первый авиа-налёт на затон и Пинский СРЗ, но не получившие никаких боевых задач от командования 4-ой армии, вследствие этого вышедшие на помощь 75-той дивизии только в 7 утра (после проведения собственной авиаразведки), не дойдя до Кобрина всего 16 километров, беспомощно остановились у взорванных буквально на глазах наших моряков шлюзов…)

Командир полка майор Васильев — старый, 28-ми летний, начальнику штаба- майору Мищенко: «Саня, надо рвать когти…Ты слышал, что соседи по аэродрому- армейцы из 28-ой корпусной ОАЭ говорят? Сегодня, вроде, начнётся!

Широкомасштабная провокация, вроде ХалхЫн-Гола (sic! — именно так старые халхингольцы говорили), м-да. Я-то там был! (Машинально потирает роскошный, величиной с блюдце, монгольский орден — а потом также машинально трогает багровый шрам от ожога на левой щеке).

А знаешь, чем всё там начиналось? Ага. А ведь наш степной аэродром был в 80 километрах от границы.

Наше же сраное Высокое- аж в целых трёх. Накроют нас здесь злодеи как слепых котят решетом…

Поэтому слушай приказ. Перебазируемся на 45 авиабазу. В Кобрин.»

Мищенко: «Куда-куда? На 45-тую? Так ведь там аэродром закрыт, ремонтируется?»

Васильев: «О! Ты об этом знаешь. И я знаю. И немцы — я уверен- тоже знают…

А вот про то, что тамошние зека полосу уже разровняли под бетонирование, и щебень укатали- немцы знают вряд ли. Я и сам вчера случайно узнал, у меня там кум службу тащит…Конечно, тяжелые машины там не посадишь, но наши «чайки» — почему нет?»

Мищенко: «Слушай, я не понял, как так — вот просто возьмём и перебазируемся? Без приказа?!»

Васильев: «Да ведь по-правде мы не перебазируемся, чудак ты человек, а просто — ноги уносим. Есть же разница? Шутка. Ха. Ха.

Проводим учения по ночному групповому перелёту. Тебя ТАКОЙ вариант устраивает?

Тогда готовь боевое распоряжение и кликни полкового штурмана- пусть готовит полётное задание и схему перелёта. Через два часа- вылет всем полком. Знаю, что мало. На то и война…. то есть инцидент.

Немедленно отправь в Кобрин машины с техниками- по одному на самолёт, под командой полкового инженера…Эх, жалко, что новёхонькие И-ЭЛ-Два (sic!) взять с собой нельзя…восемь штук — ох, как жалко…да ведь они в ящиках, не увезём.

Сам сейчас же садись на УТ-2 и мотай в Кобрин. Найди первым делом моего кума, старшину Толика Галагана, скажешь ему, что я тебя послал — он всё и всех там знает. Поднимайте там БАО, выложите старт…впрочем, в четвертом часу- уже светает, так что сядем по светлому…И…это…Знамя Части с собой возьми, понял? Потому. Что. Я. Так. Решил.

Ну, давай, давай, шевели булками…Надо удирать. Ох, чует моё сердце…Надо.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Расстрелянный практически в упор немецкой полевой артиллерией, 74 ШАП к 4 часам утра был уже мёртв…как и его командир- майор Васильев)

Один час восемнадцать минут. Крепость. Центральный остров. Главный оборонительный вал (по научному именуемый «рондо редюита», но мы народ дикий, поэтому будем для простоты говорить- вал)

Звякают лопаты по обломкам кирпича — старого, красного, «довоенного» (sic! — то есть до революционного).

Рядовой Кныш: «Што ты роешь, небога, што за ямка заячья? Та хрен с им, с УставАм вашим! Траншею, траншею копать будем…ну, не успеем, так хоть окоп! В окопе- всё рядом, соборно, на миру. А в гэтой ямке будешь сидеть, как тот суслик, ни чего не видя, усего боясь и сам себя жалея…Эх, мне бы кулемёт, да патронов побольше, да бочку воды…да я тут до морковкина заговения просижу…Ройте, усердней ройте, братцы, землица — она одна солдату спасение…»

Стук в дверь…

«Кто там?

— Августа, это я, Шура…

Ой, Господи, Шурка, что случилось-то? Заходи…

Нет, я на секундочку. Давай, собирайся — к нам посыльный из полка приходил, велел всем переходить в бомбоубежище…

Шура, слушай, ты меня конечно, извини, соседка, но меня ваши полковые тревоги уже не касаются! Мы уже на дивизии.

И Юрку я еле — еле уложила- всю ночь под окном то топают, а то техника скрежещет. И что, опять его будить, одевать? Не пойду. Хватит с меня ваших осоавиахимовских игрищ…Иди, иди…мало, что мужа невесть куда унесло, так и мне туда же? Не пойду, я не дура набитая.»

Между тем на улице между командирских домов уже начинает собираться небольшая толпа — 170 семей, около 700 человек…Закутанные в одеяла детишки хнычат…

Заведующий гарнизонным клубом, старший политрук Путинкин: «Товарищи, товарищи, соблюдайте порядок. Нет, ничего с собой брать не надо! Только документы! Никаких вещей!

Детское питание — можно…Да мы вернемся к утру, обещаю!»

Так и пошли — в халатиках, в домашних тапочках…Некоторые в таком виде до Красноярска доехали…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. На асфальте — оторванная детская ножка. В абсолютно чистеньком, беленьком носочке…)

Два часа ночи. Крепость. Цитадель. Танковая рота 75-того отдельного разведывательного батальона 6 стрелковой дивизии.

«Та-та-та-та…Гррммм!» Выбросив тёмное, даже в ночной мгле, облачко бензинового выхлопа, двигатель наконец запустился… Командир-танкист (тот самый, который так был ошарашен зловещим предсказанием кучерявой блондинки в парке нынешним вечером — даже свою роскошную форму переодеть не успел) — отступая спиной вперёд, помахивает мехводу обеими ладонями к своей груди — давай, давай, помаленьку… Краса и гордость советского автопрома (именно так — даже движки ГаЗовские), Т-37А залязгал своими узенькими гусеницами и выполз из бокса…

Неслышно подошедший к танкисту комбат положил ему руку на плечо: «Боря, тут такое дело, слушай…Короче, решили тебя в поход не брать.»

Комроты Боря Элькин недоумённо вздёрнул вверх кустистые брови: «Что значит, решили не брать? За что?!»

Комбат: «Что значит — за что? Я тебе что, порицание выношу?»

Элькин: «А разве нет? Это что же, Вы в бой пойдёте, а я в каптёрке припухать буду? Товарищ капитан, Вы права такого не имеете! Я подам рапорт командиру дивизии… Я Ворошилову напишу!!»

Комбат: «Утихни, чудила! Да я просто не так сказал. Не тебя лично не брать, а твои керогазы…Ну сам посуди, на что они в поле — броня картонная, из оружия- один пулемёт…Короче, слушай приказ. Поступаешь в распоряжение майора Гаврилова — ну, ты его знаешь, на корпусной партконференции его недавно…ну, ладно, дело прошлое…Будешь его поддерживать. Всё, всё, без разговоров, я умываю руки.»

И, запрыгнув на подножку БА-10, держась рукой за створку приоткрытого бронещитка, комбат убыл — поехал догонять уходящий разведбат…Только рукой напоследок помахал.

Элькин с печалью посмотрел на свои выстроившиеся на брусчатке стройной колонной «керогазы»: «Броня картонная, броня картонная…Мы ещё себя пока-а-а-жем»

И с досадой поправив роскошную, специально по заказу за большие деньги построенную фуражку, побрёл искать опального майора Гаврилова…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. На брусчатке — вверх дном — роскошная, не уставная фуражка…прострелянная…с пятнами крови…Из танковой роты 75 ОРАБ в район сосредоточения не вышел никто.)

Остров Пограничный. Два часа тридцать две минуты.

В замаскированных окопах и ДЗОТах- в полной боевой готовности залегли пограничники. В окопах они уже довольно давно- с вечера, однако боеготовность не растеряли — терпеливо выжидать долгими часами в засаде- им не привыкать…Внезапно ночную тишину разорвал истошный визг…

Старший сержант-сверхсрочник с досадой перегрыз травинку и обречённо прошептал: «Всё! Наш старшина — Ющера зарезал…»

Боец — из прибывших на окружные стрелковые соревнования — с вопросом взглянул в его сторону…

«А, да ты не знаешь…Наш старшина, Янукович, всех заставских кабанов так почему-то называет — говорит, иначе колоть жалко! Рука у него не поднимается! А какой у нас кабан был, закачаешься…Умный, как овчарка — все команды знал! А здоровущий какой! Старшина поросёночка из под самой Полтавы, из Всесоюзного НИИ свиноводства привёз, от свиноматки — призёра ВСХВ…

Ну что же делать — ежели провокация, так он, Ющер наш — всё одно не жилец — в окоп же его не спрячешь…а так повар хоть мяса нажарит…Эх, какой был славный кабан! За это фашисты особо заплатят!»

Фольварк Семятиче. Участок Государственной Границы невдалеке от Буга. Три часа ровно.

«Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог… «в темноте её не видно- но она висит в сереющем небе, припудривает потные лица красноармейцев, грязными ручейками скатываясь на чернеющие от пота гимнастёрки…

Передовые подразделения советской пехоты прибывают в район заполнения 62 УРа.

Впрочем, за этим таинственным названием скрываются пресловутые стрелковые ячейки — правда, не индивидуальные, а на два-три красноармейца, несколько рядов колючей проволоки, блиндажи, площадки для пулемётов и полковой артиллерии…Но всё же — не среди чистого поля оборону стальную крепить!

Первый красноармеец спрыгивает в им же самим неделю тому назад выкопанный окопчик и с удовольствием скидывает с плеч ранец (sic!) — нововведение имени покойного ныне врага народа Егорова, вместо «сидора» и знаменитой скатки — прошедшей с Русской Армией от Шипки до Мазурских болот…Натёр плечи, сволочь такая, квадратная…

Прибытие бойцов с изумлением наблюдают работающие в ночную смену военные строители из 184 саперного батальона…Про весьма возможную провокацию они ничего не слышали — их командующий, генерал Карбышев, проезжая через участок утром, ни пол-слова об этом не обмолвился…

После недолгого совещания безоружные строители разобрали инструменты, одели ремни и пилотки, и нестройной колонной потянулись к чернеющему на фоне розоватого неба лесу. У недостроенного ДОТа-27, прикрытого от нескромных взоров дощатым забором, осталась грохотать заброшенными в неё камнями бетономешалка — чтобы «соседи» за рекой не беспокоились о том, что «иваны» что-то поняли…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Поле, усеянное солдатскими телами с чёрными петлицами на выгоревших гимнастёрках второго срока…Они не бежали — они шли в атаку, сжимая мозолистыми руками лопаты, топоры и ломы…)

Комполка Васильев, мечется как тигр в клетке: «Чёрт, чёрт, чёрт…Уходит время, уходит…Прямо сквозь пальцы сыплется…Чёрт! Связь! Есть связь с Кобрином?»

Начальник узла связи: «Никак нет, товарищ майор…» И- про себя: «Чего это Батька дурит? Учения какие-то задумал…делать ему по ночам, видно, нечего…женится ему надо срочно!»

Васильев, перестав бегать, внезапно останавливается: «Так, принимаю решение- если грёбаный начштаба через пол-часа не отзвонится, вылетаем всё равно, на шарапа…»

Начальник узла связи: «Товарищ майор, Вас! Комдив!»

Васильев, внимательно слушая, отогнув вверх ухо лётного шлема: «Так точно, понял Вас. Есть…Есть госграницу не пересекать!»

Потом швыряет трубку, хлопает лётными перчатками по поле кожаного пальто-реглана: «Ну надо же! Какая неожиданность! Приказано срочно перебазироваться в Кобрин! Ну кто бы мог предугадать! В рот и в жопу этих штабных сук!»

Выхватывает с раскладного деревянного столика сигнальный пистолет — и ввысь взмывает красная ракета…Аэродром наполняется гулом запускаемых моторов…

На лётном поле выстроен по-эскадрильно весь полк — «Чайки», И-15Бис…Все шестьдесят машин.

Машина комполка — с красной надписью на борту «За ВКП(б)!» — во главе первого звена…Начинает разбег- медленно, быстрее, быстрее…Взлёт! И тут же на вираж- для построения в круг…

Первое звено Первой эскадрильи начинает взлёт…

Три часа тридцать восемь минут. Железнодорожный мост правее Крепости.

В светлеющем небе гаснут последние звёзды, а по дощатому настилу меж двух пар рельсов- снаружи широкая русская колея, внутри — узкая немецкая — топают подкованные сапоги с низко обрезанными голенищами…

«Эй, русски! Давай погранкомиссар! Конвенций о шелезнодорожний сообшений! Бистро-бистро!»

Пограничник на посту у нашего берега реки широко и ласково им улыбается и нежно отвечает: «Погранкомиссара вам? А лично товарищ Берия вам не нужен, часом? Приёмная Лаврентия Павловича работает с девяти утра! Приём по рабочим дням! А нынче выходной. Так что пошли на хуй, уёбки! (Очень быстро) «СтойСтрелятьбудуЛожисьСтреляю!»

И стреляет — метко, точно в мышиного цвета цель.

Потом он скатывается под откос насыпи- потому что над головой звенят пули- а на мост накатывается плещущая огнём туша «панцерцуга«…И как только первые колёса броневагона пересекают незримую линию посреди реки…

Мгновенный всплеск красного, и коробчатые фермы, застонав, качнулись, и рухнули в окрасившиеся оранжевым воды Буга…

На миг — мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!» и уже смешно и нелепо выглядит прикреплённая к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин-Москау«…Летящая вместе с ним вниз…

Докатывается могучий рык взрыва…А потом- другие тяжкие удары- мосты у Мотыкал, у Коденя, у Семятиче, Домачёво и Влодавы…Добро пожаловать в ад.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Подло, предательски убитые пограничники во главе с погранкомиссаром…Немецкий бронепоезд торжествующе пересекает Буг… и тут же его в упор расстреливает пушечный ДОТ «Светлана» из 17-того ОПАБ 62-го УРа…есть там у них один наводчик- красноармеец Хазамбеков, ворошиловский стрелок…На миг — мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!» и уже смешно и нелепо выглядит прикреплённая к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин-Москау», облизываемая языками горящей солярки…Нет, ни за что ему не доехать до Москвы. Судьба такая. Добро пожаловать в ад.)

Три часа пятьдесят восемь минут. Берег Буга. Наблюдательный пункт 2-той танковой группы.

Гудериан опустил бинокль и с сожалением произнёс: «Ну, на захват мостов я, в сущности, не очень и рассчитывал…В конце концов, это было бы не спортивно…»

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбку, тщательно записал в книжечку с золочёным обрезом серебряным (sic!) карандашиком: «Командующий отметил, что виноград зеленый…»

В этот момент над их головой на восток пролетели первые бомбардировщики…

В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.

Тяжёлый гул дальнего взрыва разбудил задремавшую под утро Августу…Женщина накинула халатик, поправила одеяло на детской кроватке, опасливо выглянула в коридор…Никого нет. Пусто. Льётся жёлтый свет не погашенной лампочки, свисающей с потолка…Тишина. Только чуть слышно скрипнула оставленная приоткрытой входная дверь в коридоре…Тихо позвала: «Э-эй, кто нибудь? Шура? Катя? Варенька? Где вы все?» Прошлёпала босыми ногами к выходу на лестничную площадку…В этот миг тишина взорвалась ослепительной вспышкой…

В это же время. Управление НКГБ по городу Брест. Сидящая на лавочке во дворе девушка испуганно прижалась к Мохначу: «Что это было?»

В этот момент рывком распахнулась дверь, с крыльца посыпались оперативники…

Лерман, через плечо, на бегу: «Я в Крепость! Могу подхватить!»

Мохнач бросился к зарычавшему мотором грузовику…Только он вскарабкался в кузов, как за доски борта ухватились тоненькие девичьи ручки: «Можно мне с вами? Я комсомолка, я медкурсы МПВО окончила!»

Лерман с досадой махнул рукой — мол, по дороге высадим…

В это же время. Небо над Брестом. Дежурное звено 2-ой эскадрильи 123 ИАП.

Второй ведомый младший лейтенант Иван Иванович Иванов, 19 лет: «Ух ты, мать моя женщина.

Где же мы их всех хоронить-то будем?!»

Внизу — сплошной ковёр из вражеских бомбардировщиков, пересёкших Границу…(критики, не визжите- субъективное восприятие лётчика)

Ведущий покачивает плоскостями — «Делай, как я!» и начинает пикирование…

Ближе, ближе…Огонь!

Воздух полосуют огненные стрелы Ультра- ШКАСов- 2800 выстрелов в минуту…Иванов, как бультерьер, ничего не видя и не замечая, вцепился в «Юнкерса«…а тот летит! От фюзеляжа врага летят какие-то щепки и отваливаются целые куски, а он летит! Наконец, когда Иванов уже видит заклёпки на оперении врага, «немец» лениво задымил и свалился на левое крыло…Есть один.

Иванов оглядывается, крутит головой…он провалился значительно ниже схватки — весь истребитель изрешечен, с крыльев лохмами свисает перкаль…Мотор чихает, но тянет…Что вы хотите- воздушное охлаждение. Пара простреленных цилиндров для Рыбинского мотора, в сущности, ерунда…

Плохо другое. Патроны уже все!

Иванов с досадой дёргает рычаг перезаряжания- бесполезно.

«Нет, ну я не понял, что, я уже отстрелялся? Маловато будет!»

Враг, не взирая на потерю уже трёх самолётов, продолжает идти на город и Крепость.

Русские лётчики со времен героического Нестерова хорошо изучили особенности такого вида боя, как таран. Кстати, как вид боя — таран применяли только русские. Ну и японцы, разумеется. Дикари, что с них возьмёшь…никакого понятия о правах человека.

Значит так. Догоняешь сзади, уравниваешь скорость и рубишь винтом вертикальный стабилизатор…Супостат гарантированно сваливается в штопор.

Только вот как догнать-то? «Чайка» и в исправном состоянии-то это сделать не может на горизонтали…

И Иванов переходит на встречно-пересекающийся курс…Есть и второй.

Вечная тебе память, лётчик.(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

(Мгновенная чёрно — белая вставка. Взлетев под бомбами на предательски ОБЕЗОРУЖЕННОМ самолёте, Иван Иванович Иванов, младший лейтенант,19 лет, ценой собственной жизни совершил в 4 часа утра один из первых таранов Великой Отечественной. Награждён не был. Ничем. Вечная тебе память, Герой Советского НАРОДА.)

Между тем — весь предыдущий бой продолжался всего пару минут (в бою время идёт ПО ДРУГОМУ), и сейчас на наши «Чайки» упали сверху эскортирующие «мессершмидты».

Не обращая внимание на разгорающуюся «собачью свалку», немецкие бомбардировщики идут и идут к цели — осталось пара минут…Они — ничего не боятся! (Голос за кадром — в РЕАЛЬНОСТИ первые сбитые немецкие лётчики подтвердили — им было известно, что зенитные орудия «Иванов» стрелять не будут! Так оно и было — в Белостоке, Минске, Киеве…)

Звучит Вагнеровский «Полёт валькирий». Довольные, самоуверенные лица убийц Ковентри, Варшавы, Роттердама…Готовые разить унтерменшей. С абсолютно безопасной высоты.

Первый секретарь обкома партии тов. Тупицын (он же Член Военного Совета Армии, диввоенкомиссар), выглядывая в окно, кричит в трубку: «Штаб ПВО? Ты, пизда, почему не стреляешь?!! Сейчас ведь разнесут всё к ебеням!!»

Штаб 218 отдельного дивизиона ПВО. У аппарата- очень корректный джентльмен, светловолосый, высокий, истинный ариец.

Истинный ариец, обиженно: «Этто нэ пизда. Этто полковник Сирмайс. А стрелятть ещщё ранно…Они ещщё нне на поевомм куррсе…А фот сейчасс уше можно.» И- совершенно спокойно: «Огоннь».

Перед застеклённой кабиной головного «юнкерса» вспыхивает огненное облако разрыва, и сквозь пластик в неё с воем влетает туча раскалённых осколков. «Полёт Валькирии», взвизгнув, переходит в «Полёт шмеля». Остальные бомбардировщики, потеряв ведущего, шарахаются в разные стороны и сыпят груз на кого ни попадя- так, что бомбы летят и за Буг, на немецкие головы…Хорошо стреляет полковник Сирмайс, чёрт не русский.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Замначальника ПВО Округа, верный соратник замученногокровавосталинскойгебнёй борца за дэмократию Алксниса, приставив пистолет к виску полковника, заставляет его ЗАПРЕТИТЬ открывать зенитный огонь).

Полк уже почти взлетел- выстроившись в круг над лётным полем. На земле, разбегаясь — остались несколько машин, пара звеньев…

Вот И-15бис, кажется, готов оторваться от полосы…И в этот момент перед самолётом вспухает разрыв…Машина капотирует, и разваливаясь на куски, вспыхивает как солома…

В тот же миг всё лётное поле покрывают султаны взрывов…Всё же есть у немцев уязвимая пята- видели же, что самолёты взлетают — а стрелять начали ровно по графику…»Орднунг унд бефель, айне колонне марширет…» Против русской ИМПРОВИЗАЦИИ…

А так бы весь полк накрыли…

Васильев покрывается холодным потом- и всё ему кажется, что во вспыхнувшем самолёте- горит он сам…

Но что же делать?

Воздух- свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке- Кобрин, и благодарность начальства- ведь спас фактически свой полк!

На Западе- громящие Высокое позиции немецкой артиллерии, и строжайший приказ- границу не перелетать! И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик- корректировщик…немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут!

Внизу- аэродром, где сейчас заживо горят его сынки-лётчики…

Что выберешь, майор?

Васильев закрывает глаза- и снова перед ним проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года…Пылающее небо ХалхЫн-Гола…

Как вы думаете, испугается трибунала человек, который самураев не боялся?

Вот то-то и оно.

Васильев широко улыбается волчьей улыбкой и даёт ручку от себя…

Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.

По дороге- смахнули с неба надоедливый «костыль» — корректировщик «Хеншель»…

Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…

Впереди- изрешеченный, но живучий И-153 с гордой надписью кармином «За ВКП(б)!»

Четыре часа ровно.

22-ая танковая дивизия. Южный военный городок.

Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…

Расположенная прямо на берегу Буга, в трёх- четырёх километрах от границы- она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до лёгких пехотных орудий включительно.

Небо вспыхнуло светло-красным…Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю- и она дрожала, как в лихорадке.

Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперёд и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.

В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.

Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ. В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.

Перед казармами лежали сотни людей — убитые раненые, контуженные…Крики, стоны, плач…Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…

Спустя полчаса, берег Буга. В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — батальон. Всё, что осталось от дивизии…

Майор Квасс, отвечая на немой взгляд подчиненного (чёрный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которое краснеет обгоревшее тело): «Нет, наши танки выводить не понадобилось…Так и сгорели, стоя на подпорках»

В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.

Абсолютная, мёртвая тишина.

Августа медленно приходит в себя…Кашляет…»Что это? Дым…дым? Пожар? Юра, Юрочка!»

Женщина с трудом вздёргивает себя с пола, и не замечая, как за ней тянется кровавый след, с трудом, волоча перебитую осколком ногу, пробирается, держась за стену, в комнату. Распахивает дверь.

И видит — что стены, у которой стояла детская кроватка- нет…На месте стены- огромная пробоина — в которой бесшумно вспыхивают разрывы снарядов во дворе…

Августа, бесшумно воя, падает на колени, начинает раскапывать, обдирая до мяса ногти, кучу битого кирпича…находит то, что искала…

Встаёт, тяжко, медленно подходит к абсолютно целой этажерке, на которой даже фарфоровая балерина всё также стоит на своей хрупкой ножке — только беленькая салфеточка с мережкой засыпана красным песком…

Берет с этажерки альбом, раскрывает, садится на пол рядышком с чудовищной кучей…

Показывает фотографии:

«Видишь, Юрочка, это мы с папой на свадьбе…

А это- ты у нас родился…

А это- ты учишься ходить…»

Из под белокурых, растрепанных волос на альбом капают круглые, тяжёлые капли чёрной крови…кап, кап, кап…Кадр медленно гаснет.

Это же время. Крепость. Цитадель.

Нападения — ожидали. Даже готовились…

И всё равно — хотели как лучше, получилось…Почти как всегда. Так первый снежок, выпавший в Москве в середине декабря- становится для московского ЖКХ нежданным стихийным бедствием…

Первый залп произвели реактивные установки врага — «нибельвельферы». За 4 минуты на Цитадель обрушилось более 60 000 (шестидесяти тысяч!) снарядов…

Никогда ранее не применявшиеся на практике, пучками по 6 снарядов, подобно кровавым кометам они протянули свои хвосты — их жуткий вой заглушал залпы ствольной артиллерии…Казалось, то зашатался весь мир…

Воздух был заполнен металлом осколков, зажигательные снаряды обращали в пепел опустевшие палатки, коновязи, к которым ещё час назад были привязаны кони, оставшуюся на плацу Крепости технику…Вспыхнули не успевшие покинуть крепость машины 31 отдельного автобата…

Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар. После налёта реактивных установок во дворе Цитадели практически никого живого не осталось…Взрывы создавали воздушный вакуум, разрушавшим лёгкие людей и животных. После того, как огненный шторм окончился- можно было видеть тела людей- просто сидевших, как замороженные куклы, неподвижных, безгласных — на скамьях в курилке, где настигла их смерть — без каких-либо ран или внешних увечий…

Однако казематы, выстроенные в прошлом веке русскими инженерами, выстояли! Когда рванули первые взрывы, форты лишь дрогнули, как при землетрясении…

Стены укреплений снаряды не пробивали — но те здания, окна которых выходили на юго-запад, охватил пожар. Загорелась вся крыша Кольцевой оборонительной казармы, помещения 333 СП. Пылали пожарная вышка Белого дворца, сараи, фураж и сено конюшен, дрова, сложенные во дворе в огромные поленницы…

Тонкой струёй сыпется с потолка песок, засыпая расстеленный на столе план Крепости, лампа под потолком раскачивается на шнуре, бросая качели света и тени на побледневшие лица…По Белому дворцу стреляют 1 и 2-ая батареи мортирного дивизиона 34 пехотной дивизии — калибр 21-см…

Полковой комиссар Фролов болезненно поморщился, потёр грудь левой рукой…

Майор Гаврилов: «Что с тобой, Моисеич?»

Фролов: «Что-то сердце защемило…Как лупят, мерзавцы! Как там наши?»

Гаврилов: «Не волнуйся, Моисеич! Наши семьи Вовка Путинкин эвакуирует. Он хоть дурак-дураком, потому только клубом ему и доверили заведовать, но старательный. Небось, все дома поквартирно обошёл, всё проверил…»

Фролов: «Да я ничего…Густа у меня- человек ответственный, жена коммуниста! От коллектива не отстанет…Ладно. Я выдвигаюсь.»

Гаврилов: «Куда ещё собрался?»

Фролов: «Как куда — к бойцам. Надо их проведать, поддержать…Нельзя мне в подвале отсиживаться. Комиссар я или где?»

Старшина Янукович, с тоской глядя из полуоткрытой двери блиндажа на пылающее здание заставы: «Эх, мать чесна…Пятьдесят ведь…пятьдесят. Пятьдесят? (с сомнением в голосе) Или сто? Нет, сто пятьдесят! (с огнём в глазах, фанатично) Сто пятьдесят комплектов нового обмундирования в каптёрке остались! И куртка кожаная! Три.»

Выскакивая из противоосколочных окопов, 10 рота 133 пехотного полка вермахта бежит к невысокому обрыву, где пионеры из сапёрного батальона уже спускают на воду штурмовые лодки.

К ним присоединяются офицеры с КП 3-го батальона. Впереди всех бежит военный корреспондент «Ди вермахт» Хабеданк.

Первые группы штурмовых отрядов усаживаются в лодки…взвыли заведённые моторы. Грохочут противотанковые и пехотные пушки, прикрывающие переправу. На противоположном берегу продолжают взмётывать обломки снаряды 21-см мортир. Буг отражает кроваво-красные пожары на правом берегу.

Первая волна пошла. С русского берега- ни единого выстрела…

Свершилось! Первый солдат вермахта вступил на землю Крепости! Гремит марш…Немцы, они обожают марши…

Первый солдат- а это оказывается военный корреспондент — спрыгивает со штурмовой лодки…И тут же, поскользнувшись, падает лицом в прибрежную тину…Это очень хорошо видно в свете запущенной с лодок серии ракет — по которым немецкая артиллерийская подготовка мгновенно прекращается…Наступает тишина, которая только подчёркивается треском пожаров…

Хабеданк, не растерявшись, произносит историческую фразу: «Россия сама упала в мои объятия!»

Хочет встать, скользит, и снова падает…

И в этот момент….

Три станковых и шесть ручных…Лязг «Дегтярёвых», солидное рокотание «Максимов«…Особенно зверствует старший сержант Минин — чемпион по ручному пулемёту…

Автоматические винтовки Симонова — короткими очередями — так-так-так…так-так-так…

Туддух. Туддух — это Токаревские самозарядки…

Бах. Бах. Бах. — это не торопясь, на выбор, как на стадионе, работают лучшие стрелки пограничного округа из своих любовно пристреленных, призовых винтовок…

Хабеданк, над головой которого проносится смертельный град: «Этого не может быть! У КАЖДОГО РУССКОГО В РУКАХ ПО РУЧНОМУ ПУЛЕМЁТУ!» (Голос за кадром — именно так в РЕАЛЬНОСТИ говорили фашисты, испытавшие шок после первой встречи с советскими пограничниками).

Рота фашистов буквально сметена с советского берега…

Хабеданк, ужом, прикрываясь дырявыми бортами штурмовых лодок, над которыми торчат руки и ноги в форме мышиного цвета, пытается уползти в прибрежные кусты…где его берёт за глотку заставская овчарка Найда…Жуткий, задавленный хрип…ветки кустов покачались и снова затихли…

В небе над Брестом кипит ожесточённый бой. Взлетевшие по тревоге с аэродрома Пружаны, прикрытые «чайками» 123 ИАП на взлёте, И-16 (28 и 29 серий) из 33 ИАП, прорываясь сквозь заслон трассирующих пуль, выпущенных бортовыми стрелками, успешно громят из ШВАК-овских пушек вражеские бомбовозы, возвращающиеся из налёта на Кобрин и Пинск…Эскорт истребителей на «верхних этажах» в это время сцепился с МиГ-3… Нашим достаётся…

Впрочем, достаётся и эскорту.

«Ахтунг! Рата! Рата! Супер-Рата!!!» — завывает кто-то в эфире, и тут же вопли сменяются хрипом и бульканием…а ты не загоняй «крысу» в угол, «испанец» хренов!

Всё небо — в парашютах, как будто высаживается воздушный десант.

На аэродром, вздымая пыль, отсвечивающую кровавым в свете восходящего солнца, буквально плюхается изуродованный истребитель…Мотор глохнет прямо на посадочной полосе.

Из кабины с трудом выбирается мокрый, как мышь, майор Сурин…

Техник эскадрильи Виктор Петрович Шуль: «Эк Вас, товарищ командир, отделали…А по осторожней нельзя было с аппаратом обращаться?»

Сурин: «Можно. Можно было его даже в сейф запереть…Почините?»

Шуль (солидно): «Знамо дело…к завтраму будет как новенький…»

Сурин: «Завтра? Да мне сегодня надо, сейчас!»

Шуль (авторитетно): «Сейчас, товарищ командир, не получится. Тут одних дырок замучаешься латать, и мотор надо перебирать…Завтра. А Вы, товарищ командир, пока на новеньком «Ястребке» слетайте…»

Сурин: «Ты что говоришь-то? К ним же ни бензина, ни снарядов в полк не поступало! Водой, что ли, заправишь?»

Шуль (хозяйственно): «В полк такого высокооктанового бензина действительно не поступало, а у меня всё же трохи есть…И снаряды маем…»

Советский лётчик может с успехом летать на всём, что может летать, и с некоторым напряжением- летать на том, что летать не может в принципе…А здесь- «Говно вопрос- винт спереди, стабилизатор- сзади, столовая лётно-подъёмного состава- на прежнем месте….» (Марк Галлай).

К пяти утра майор Сурин сбил на новеньком Яке первый фашистский самолёт — из четырёх, сбитых им в этот самый долгий день…День, который ему не суждено было пережить…Тяжело раненый, он не покинул с парашютом современный истребитель, так нужный на фронте. Собрав всю волю в кулак, он пилотировал машину до аэродрома и умер при посадке… («Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Немцы собираются применить очередную «вундерваффе». Это танки Т-III, оборудованные приспособлениями для подводного хода. Разрабатывался этот «девайс» для операции «Морской Лев» — ну, мол, подойдут баржи к Дувру- и прямо на дно Канала спустятся эти самые танки…и пойдут к меловым утёсам…Мечта.

Вместо волн Северного Моря — зеленовато-мутная вода Буга…Установлены мачты с трубами, проводящие воздух к двигателю, и вот первое чудо враждебной техники скрывается под водой- только мачта торчит…И красный буёк за ней тянется…

Буёк все ближе и ближе к берегу- вот уже мачта начинает подниматься из воды…»А ручка-то ВОТ ОНА!»(с) Сюрприз.

БК-031 даже на первых порах не стреляет — а просто на полном ходу сшибает оголовки воздуховодных мачт подводных танков…Раз, раз, раз…мачты плюх, плюх, плюх…танки бульк, бульк, бульк…Первый в истории войн случай- катер топит подводные танки…

Но переправа на этот раз прикрывается, немцы на грабли дважды не наступают. «Панцерягеры»- 4,7 см пушки на гусеничном ходу, сработанные чехословацкими борцами Сопротивления (которые даже на работу ходили в знак протеста- в чёрных рубашках…при этом трудились на фашистов всю войну усердней усердного).

Через несколько минут геройский БК-031 пылает, как Божья свеча.

Родной советский берег- рядом. Никто не осудит — и так моряки сделали больше, чем могли. Но у вражеского берега пытается раком вылезти на сушу не до топленный танк…И Командир — лицо срезано с одной стороны осколком, левый глаз повис на каких-то красных нитках — разворачивает штурвал на врага и отдаёт последний приказ: «Все за борт! ПОЛУНДРА!» В первый раз Команда ослушалась Командира…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

(Голос за кадром. По Флотскому своду сигналов высшее одобрение адмирала командиру и команде- «Адмирал выражает удовольствие». И уж совершенно не официально — «Хорошо сделано!»)

Разведывательный батальон 3-ей Танковой дивизии вермахта высаживается с резиновых лодок и понтонов…

Командир батальона, оберст-лейтенант фон Панвиц: «Противник оказывает спорадическое очаговое сопротивление…Вот эти два холма- вроде прикрыты с фронта, а между ними — свободный проход…И не простреливается, судя по всему…Иван ещё долго будет учиться воевать…»

Прекрасные тактики, немецкие зольдатен обходят очаги сопротивления, накапливаются в лощинке и готовы свободно, ничего не опасаясь, двинуться к шоссе…

И в этот момент…слева и справа, во фланг немцам, как кинжалом под рёбра…

ДОТы Смятиче создавались на основе идей Ле-Бурже…Они не имели амбразур со стороны поля — и расстреливали наступающие цепи врага внезапно, с фланга, убийственным косо-прицельным огнём…

Фон Панвиц яростно кричит в микрофон ротной рации — «Прошу вызвать авиацию, прошу поддержать артиллерией…» Выслушивает ответ, и с досадой «Думпелькопф! Они даже не видят, кто нас убивает…»

Спустя десять минут. Старшина Лукашенко: «Ну гэта всё харашо…толька вот гильзы надо усе собрать. Цветной металл потому что. Народное достояние.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Не прикрытые пехотой, доты оказались беззащитны…Немецкие сапёры подошли со стороны, где не было амбразур, и взорвали их сверху…)

Четыре часа сорок пять минут. Восточная Польша. Аэродром базирования 2-ой Воздушной эскадры люфтваффе.

У взлётной полосы- командующий генерал авиации фон Лерц.

С досадой смотрит на часы…по расчёту времени, уже сейчас основная масса самолётов должна садиться! Но где же они?

Наконец, в ярком синем небе показался одинокий «юнкерс». Машина, шатаясь, оставляя за собой дымный след, коснулась полосы — и скоро замерла, скрипнув тормозами прострелянных колёс…

Фон Лерц, потрясённо: «И ЭТО ВСЁ?! Готт мин унс…»

Командир дивизии, генерал-лейтенант Фриц Шлипер: «В связи с утратой мостов на Буге считаю штурм крепости Брест излишним, поскольку наведению переправ здесь (показывает на карте) и особенно здесь — она не помешает…Полагаю обойти, блокировать её и предоставить дело авиации и артиллерии…»

Командующий 2-ой Танковой группой Гудериан: «Вы предлагаете мне оставить у себя на заднице этот большевистский чирей? А потом, как это Вы себе представляете: дивизия земляков нашего великого Фюрера в первый же день Великого Восточного Похода спасовала перед кучкой каких-то казарм, складов и сараев?»

Шлипер: «Я эти сараи в 39-том три дня штурмовал…»

Гудериан, махнув рукой: «Ну, русские свиньи — это не гордые польские жолнежи…»

Шлипер: «Вот и я о том же…» — и машинально поправил Железный Крест с цифрами «1914»

Над складами и боксами погибшей дивизии висят тяжёлые клубы траурно-чёрного дыма…Жирный пепел хлопьями опускается на речной песок, на воду, на мышиные мундиры сапёров, подталкивающих к берегу переполненный паром…Немецкие артиллеристы могут быть довольны — они хорошо расчистили дорогу инфантерии…

Это же время. КП 235 гаубичного артполка. Правый берег Буга.

«Товарищ командир, товарищ командир, вот, НАШЁЛ!!»

В руках румяного, не смотря на то, что он грязен и чумаз лейтенанта — театральный бинокль…

«Нашёл, товарищ командир!» — и комполка берёт дрогнувшей рукой единственный доступный ему оптический прибор…(Голос за кадром. Согласно приказа штаба Округа, у лучшего артиллерийского «снайперского» полка 4-той армии 20 июня были изъяты и увезены в Минск на поверку ВСЕ оптические приборы — панорамы орудий, буссоли, разведтеодолиты, стереотрубы…А 21 июня новым приказом из полка были изьяты ВСЕ БИНОКЛИ…)

«Слушай мою команду. Цель сто первая, пехота, основное, наводить по карандашу, два карандаша влево, осколочно-фугасным, взрыватель осколочный, прицел шестнадцать, первому один снаряд, ОГОНЬ!»

Русские артиллеристы- лучшие в мире…они могут стрелять без прицелов, без панорам, без буссолей… были бы снаряды…

М-30, великолепное творение тов. Петрова, посылает первый пристрелочный гостинец незваным гостям…А дальше начинается любимое занятие — пристрелка по наблюдению знака разрыва…»Лево, перелёт!» Правее четыре, прицел четырнадцать, огонь! «Право недолёт!» Левее два, прицел пятнадцать, батарее, веер сосредоточенный, один снаряд — залп!

И понеслась…

Зацепившись за русский берег, немецкие пионеры начинают лихорадочно окапываться среди чернеющих, воняющих горелым мясом груд металла…Пока большие дяди из мортирного дивизиона не подавят совершенно не кстати ожившую русскую батарею, лучше немного сбавить темп…Куда торопиться? Лето длинное…

Но отсидеться на берегу им не удаётся…

Батальон капитана Басечки в масштабе наблюдаемой Вселенной…ну пусть в масштабе фронта…или в масштабе данной конкретной операции…так, мелкая сто граммовая гирька на десятичных железнодорожных весах….Только одно дело — мелкая сто граммовая гирька, когда взвешивают, к примеру, железнодорожный вагон…И совсем другое, когда эту гирьку лично Вам засовывают…куда-нибудь…

Почувствуйте разницу.

Танки Т-26 (в девичестве Виккерс- шеститонный, один из лучших танков 30-тых годов) к началу этой войны уже изрядно устарели…Оружие морально стареет очень быстро! Но расскажите об этом немецким пионерам.

…..К недостатку мелкозвенной гусеницы можно отнести то, что немецкие кишки плотно застревают между гусеничными траками, и Басечке, человеку интеллигентному и тонко-чувствующему, пришлось долго лопатой это отчищать…

КП 2-ой танковой группы.

Гудериан: «Уже час с четвертью как воюем, и еще нигде не создали надёжного плацдарма! Квачундшайзедоннерветтернохемаль!!!

Где артиллерия, где авиация, я вас спрашиваю! Молчать! Отвечайте немедленно! Молчать!! Почему молчите?!! Молчать!!»

У платформы- совершенно фантасмагорический поезд, собранный из, вероятно, всех типов вагонов- классные, теплушки, открытые платформы, цистерны…Всё забито людьми — на крышах, на подножках…Железнодорожная милиция из местного линейного ОВД с трудом сохраняет порядок- в первую очередь сажают детей и женщин…стариков, увы, нет…Разыгрываются десятки трагедий- шум, крики, плач…Наконец, прицепленный в голове состава тендером вперёд маневровый паровозик даёт свисток, и поезд — как Ноев ковчег — отплывает к Кобрину…

Старший политрук Путинкин: «М-да…считаю, что задачу я свою выполнил, членов семей военнослужащих на Восток отправил, а дальше что? Стойте, товарищ…Вы кто?»

«Я начальник пожарной команды НКПС…»

«Товарищ, скажите…а оружие на станции есть?»

«Ну как не быть. У нас здесь военизированный отряд стрелков ведомственной охраны — а у них есть оружейная комната…»

«Отлично, товарищ! Поступаете в моё распоряжение. Потому что я главнее. Ведите к ВОХРовцам!»

«Да мне некогда, пожар тушить надо…»

«Ведите, ведите. Я сказал»

Через пятнадцать минут.

«Так, товарищи, властью, данной мне советским народом, объявляю вас всех мобилизованными. Оружейную комнату вскрыть, выдать прибывающим товарищам оружие…Кстати, какое у вас оружие? Да-а…Надо же…Винтовки Бердана! Хорошо. Товарищ начальник, пошлите всех ваших пожарных сюда. Будем вооружаться…И тушить пожар. А потом будем мочить фашистов…В привокзальном сортире!»

Вдоль шоссе кипит напряженная работа- зк-зк, никем не понукаемые, лихорадочно восстанавливают оборванную связь — ставят времянки столбы, тянут провода…А по шоссе — бесконечной чередой тянутся на Восток повозки, машины, идут тысячи людей…Мычат коровы, блеют овцы…Кто-то успел основательно собраться- не иначе как с вечера, а кто-то схватил первые попавшие под руку вещи — зонтик, горшок с фикусом, тряпичную куклу…

А вот едет трёхтонка- на ней отступает, как видимо, районный начальник…мордатый, в косоворотке и пиджаке, в картузе с квадратным козырьком…чем-то неуловимо напоминающий «Дорогого Никиту Сергеевича»

Так он даже блондинистую секретаршу с собой прихватил — и бочку свежего пива…

Внезапно по дороге мелькает стремительная тень…нет, это не «юнкерс» или «мессершмидт«…Банальный Хеншель-126 из подразделения корпусной авиаразведки…такой себе пузатенький биплан…с крестами на плоскостях…

«Баммм, баммм…»пара мелких бомбочек…и «трах-тах-тах-тах«…просто ради развлечения — видит же, что беженцы…

«Расписной» вытер кровь с оцарапанной щепкой щеки: «От падла…ну, долетаешься когда — нибудь…», оглянулся… Буквально в двух шагах — свалилась с откоса машина, эмка-пикапчик с надписью «Почтовая».

Около перевернутого пикапчика- среди разбросанных узлов, корзин и чемоданов — недвижные тела.

«Расписной» нагибается, и видит — что рядом с молодой мёртвой женщиной лежит ещё живой ребёнок, девочка лет четырёх…Вся нижняя часть тела- изломана, из сломанных ножек торчат беленькие как сахар косточки…Сквозь голубенькую матроску стремительно набухают пятна крови…На полузакрытых глазках ребёнка чуть-чуть вздрагивают веки — а пальчики на обеих раскинутых ручках сжимаются и разжимаются…»Доходит пацаночка…и трогать её нельзя- видите, позвоночник у неё сломан…»- поясняет «расписной» подбежавшим з-к…

«Помрёт она сейчас…а может, помучается час или больше…»

«Расписной» тяжело смотрит на ребёнка…»Знаете что, братва…идите…подальше отсюда…Всё равно ничем помочь нельзя, а она, бедняжка, может, страдает ещё…идите…»

З-к молча отходят.

«Расписной» достаёт — как будто из воздуха- не было- и вот она есть- финку…

Спустя несколько минут…

«Расписной»:» Забожусь на пидараса.» Показывает ручку из наборного цветного пластика — «Забожусь на пидараса. На всё перо. На всё перо! На всё перо!!!»

Обжёгшись на Пограничном, самом западном острове, еще до начала войны находящемся в полуокружении и отделённом от противника всего лишь неширокой заиленной «канавкой» с расположенным по берегу забором (куда согласно ещё довоенному плану Прикрытия Границы под спорадическим артминогнём на подмогу пограничникам в эту минуту через Тереспольский мост прорывается батальон 333 полка вместе с батареей 120-мм миномётов и взводом 76-мм пушек), фашисты перенесли удар на Госпитальный остров.

Расположенный южнее Цитадели, остров со стороны противника был надёжно прикрыт широким Бугом- мост через который был так удачно взорван в 4 утра (По нему-то немцы и собирались атаковать.)

Слева от острова пролегал заполненный водой ров, сзади соединявшийся с Мухавцом, с переброшенным через реку мостом в Цитадель.

Из расположенных на острове частей к боевым можно было бы отнести только Полковую школу 84-того имени Коминтерна полка. Хоть название не очень воинственное- школа…эта часть готовила младших командиров. Поэтому зачисляли в неё молодых солдат, имеющих только высшее и среднее образование и проявившими себя как лидеры во время Курса молодого бойца, как правило комсомольцев и коммунистов.

Одно плохо — было их всего ничего- около 180 человек с тремя учебными Максимами. Ну и пограничников из 3 резервной погранзаставы, находящихся в усиленном наряде — человек 10 с одним ручным пулемётом…

Остальные 300 человек — 95-тый медсанбат 6 Стрелковой, Корпусной госпиталь 28 СК, Окружной военный госпиталь?2396 — из тех, кто не отправился ночью в Пинск сопровождать эвакуированных раненых — врачи, санитарки, медсёстры…Половина из них вольнонаёмные. Оружие? Ну, видимо, было…какое-то…4 пистолета на госпиталь по штату…а так основное оружие — шприцы и клизмы…

Эта какая же сволочь додумалась разместить Окружной госпиталь на самой границе? То есть, ежели бы курсант Автотракторного училища, к примеру, опустил бы в Борисове себе на ногу ящик со снарядами, то его за 500 километров пришлось бы везти «вперёд, на Запад?» Ну-ну…

….Дороги Южного острова густо усыпаны сорванными взрывами ветвями и листьями, тут и там на них лежат трупы убитых лошадей из обозного батальона, прибывших полтора часа назад вторым рейсом за медиками и их вещами. Сейчас большинство медиков уже укрыто в подземных казематах, где. переждав обстрел уже разворачивается медсанбат.

В лучших традициях русской военно-полевой хирургии сам начальник госпиталя военврач 2-го ранга С.С. Бабкин оперирует пограничника Кукушкина…мастерство не пропьёшь, даже на административной работе.

В эту минуту через Буг на подвезённых к пяти утра штурмботах переправляются солдаты 3-го батальона 130 пехотного полка майора Ульриха.

Встретив на берегу ожесточённое, хотя и мало организованное сопротивление курсантов, часть немцев связывает русских огневым боем, а остальные обходят их слева, вдоль берега канала…Довольно скоро среди горящих корпусов госпиталя появляются первые фашисты.

Медсестра Прасковья Ткачёва как раз заканчивает перевязку успешно прооперированного Кукушкина, когда в каземат врываются фашисты. «Стойте! Здесь раненые!» — кричит она, инстинктивно заслоняя собой лежащего на столе бойца.

Крупно — пятна алой крови, летящие на белую хирургическую простынь…

Вместе со своей хирургической медсестрой и пациентом погибает и старый хирург…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Однако госпиталь до конца ещё не взят — в своём кабинете, в полуразрушенном третьем административном корпусе, среди обломков мебели и едкого дыма достреливает через дверь последние патроны батальонный комиссар Н.С. Богатеев…При этом он неразборчиво что-то произносит, вроде: «В Богородицу Деву! Двенадцать Апостолов! Через Пресвятую Троицу…»- малый боцманский загиб, ага.

Фашисты тоже ему что-то отвечают…но это соревнование в разговорном жанре весьма скоро кончается — так как Богатеев выпускает последний патрон…После чего хватает с пола ножку от стула…

За дверью тоже вдруг всё внезапно стихает…

Раздаётся вежливый голос: «Тук-тук, к Вам можно? Комиссия по проверке режима хранения секретных документов, оперуполномоченный Лерман…Никита Сергеевич, хватит богохульствовать, вылазь уже…»

Подошедшая со стороны Мухавца, из Цитадели от Холмских ворот, группа бойцов из 3-го батальона 84-го СП, к которой примкнул оперативник (который действительно проверил, уничтожено ли секретное делопроизводство), начинает выводить уцелевших безоружных медиков из укрытий, прикрывая их огнём…

Однако противник, открыв ожесточённую стрельбу из пулемётов, отрезает наших от моста, от спасения, от жизни — и начинает атаку на Холмские ворота.

Разрезав Южный остров на две части и прорвавшись непосредственно к Цитадели, майор Ульрих свою задачу выполнил. Почти.

Танк Т-38, как модификация Т37А, в своём генезисе (о! научное слово) имел основу в плавающем танке «Карден-Ллойд». При чём, если просвещённые мореплаватели, поигравшись в это чудо, ограничились выпуском нескольких машин, то в Стране Советов их настругали три тысячи штук…

Правда, из ста лягушек всё равно не сделать одного быка. Противопульная броня, грозное вооружение из «Дегтярёва-танкового»… С точки зрения сидящего за уютным письменным столом аналитика — зрелище, откровенно убогое…

Но когда на хлынувшую в пролёт Холмских ворот немецкую пехоту устремляется колонна этих «убожеств» — 16 машин — как-то оценка субъективно резко меняется…

Первых немцев раскатали прямо в воротах- представляющих собой глухой тоннель через вал…На стены прыгали, метались туда-сюда…а ты не играй на проезжей части!

Вырвавшись на простор, рота Бори Элькина принялась азартно гоняться по острову за убегающими в ужасе от грозных руссише панцеров немецкими пехотинцами…Особенности русской национальной охоты.

Воспользовавшись этим, скользя по кровавым лужам, спасённые медики ринулись под защиту Цитадели…

Немецкая противотанковая 3.7-см пушка PAK 35\36 «Рейнметалл» хоть и не получила ещё почётного названия «Дверная колотушка»- типа по броне Т-34 стучать — стучит, а всё без толку — была не самым современным орудием вермахта. Чуть ли не 1918 года разработка…Впрочем, она модернизировалась в 1926 году. Но всё равно- не хай-тек.

Однако переправленные через Буг на резиновых (!) плотах и сейчас через рыхлые грядки госпитального огорода притащенные к месту действия — эти пушки были и к месту, и ко времени…

Выстрел — и вспыхивает первый советский танк…Выстрел — вспыхивает второй….Выстрел, выстрел, выстрел…

Пылающий танк, несмотря на попадания, идёт и идёт на немецкое орудие…И буквально в пяти метрах мотор танка глохнет. Из люка показывается охваченная пламенем фигура Элькина. Погрозив врагам кулаком — он совершенно спокойно опускается вниз, в пламенеющую преисподнюю…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Погибшие танкисты — они пали не напрасно. За други своя. Вечная им память.

Впрочем, несколько танков сумели выйти из под губительного расстрела и вплавь через реку уйти с острова.

Уцелевшие курсанты полковой школы начинают медленно отходить к мосту через Мухавец… Их слишком мало, чтобы удержать весь остров — и в конце концов, они занимают оборону тет-де-пона перед Холмскими воротами…

Собрались около сотни человек- и идёт обычное бюро Обкома и Горкома.

Товарищ Тупицын наскоро обсуждает обстановку…В городе пожары, прервалась подача электроэнергии, нет воды в городском водопроводе. Есть убитые и раненые среди жителей. За Мухавцом, на юге- слышны выстрелы. В штабе дивизии никого нет- штаб ночью убыл на КП.

Что делать? Начинать ли эвакуацию?

Военный комиссар задаёт законный вопрос- объявлена ли мобилизация?

В этот момент заходит помощник — в гараже всё в порядке, машины заправлены, мест хватает всем…Коммунисты смотрят на Первого секретаря…

Но Тупицын не собирается покидать город. Одному из секретарей поручено подготовить Брест к эвакуации, второму- уничтожить учётные документы партактива, первому секретарю Обкома комсомола товарищу Мазурову — обеспечить вооружение коммунистов…С объявлением всеобщей мобилизации пока решили подождать, но вызвать всех военнообязанных повестками…

Командир истребительной эскадры Мальдерс докладывает фон Рихтгофену: «В полосе между Бяла-Подляской и Брест-Литовском добыто несомненое воздушное превосходство.

В воздухе ещё носится гарь…Техники и бойцы БАО энергично заделывают воронки на взлётной полосе.

Хотя приказ о рассредоточении и маскировке техники поступил в полк только в 3 часа, командир полка явочным порядком нарушил распоряжение командира дивизии — и растащил по краям поля свои СБ…Стоять в ровном порядке, сияя краской, остались только 9 новёхоньких Пе-2, которые днями поступили в полк и не имели экипажей. Да и бензина для них высокооктанового тоже не было. Бесполезный балласт. По ним и отбомбились фашисты.

Так как «пешки» были не заправлены, они не загорелись. Техники быстро сообразили, что к чему, залатали на них дыры, покрасили…Люфтваффе ещё три раза эти «макеты» бомбило, пока осколки не разнесли их в щепки…При этом — по сообщениям выдающегося дэмократического историка Земфиры, только один лейтенант Эрнст-Вильгельм Ириг, из эскадры KG-3, уничтожил на этом аэродроме 60 самолётов Красной Армии из всех 49 бывших в наличии…

Сейчас полк безуспешно ожидает приказов от штаба дивизии…

Надо сказать, соседи полка по аэродрому- 46-ая ОАЭ Пинской ВФ, вовсе не скучает. Вот и сейчас её Р-10, именуемые в авиационном народе «сверхсрочник», вновь куда-то полетели…Ну, у флотских своё начальство, вменяемое…

Бойцы 3 батальона 84 СП, которые вывели буквально с того света медиков, несмотря ни на что, чувствуют себя победителями. Они видели, как бежали от них немцы! Есть первые трофеи — и младший лейтенант Мохнач, так и не нашедший свою роту и помчавшийся в бой с первой попавшейся группой бойцов, наконец-то заряжает свою любимую игрушку. До того чудо враждебной техники могло быть использовано только в качестве тяжёлого тупого предмета.

Рядышком с ним держится Клаша Никанорова- она обзавелась брезентовой сумкой с красным крестом и выглядит, пытаясь быть серъёзной, донельзя забавно…

Комсорг Самвел Матевосян, который совсем недавно водил бойцов в атаку: «Товарищи! Фашисты, как кровожадный зверь, набросились из-за куста, потому что боялись и боятся открытой схватки с русскими воинами. Мы уже имеем жертвы. И будем иметь. Но враг потерял и ещё потеряет много больше у стен нашей Крепости, чем мы! СССР- не Польша и не Франция, и враг скоро почувствует это! Главное- не впадать в отчаяние и не терять надежды на победу. Мы далеко от Москвы- но я знаю, и все вы знаете- что Иосиф Виссарионович Сталин думает о нас! Я уверен, что ему уже доложили! Скоро придёт помощь от несокрушимой Красной Армии!

Ребята, комсомольцы- не подведите. Будьте примером всему личному составу.

Так будем достойными сынами Отечества! Да здравствует Советская Родина! Да здравствует Великий Сталин!»

(Голос за кадром. Я бы не поверил…но несколько очевидцев пересказывают слова комсорга…причём сказал он это- в куда более тяжкой обстановке, чем в нашей истории)

На лавочке в мирном и уютном привокзальном скверике, у маленького уютного вокзальчика, одиноко сидит босой, без пилотки и ремня, солдатик…На бледном запылённом лице — мёртвые, ничего не выражающие глаза…Спешащая мимо женщина в красной железнодорожной фуражке сначала минует его, потом резко останавливается, берет его за плечо: «Товарищ боец, товарищ боец…Что с Вами? Вам плохо? Вы кто?»

Солдатик: «Литвяков я…из 22 мотострелкового…третья рота…Как начали стрелять, как начали…в казарме всё горит…старшине голову оторвало…а я живой остался…и вот куда надо прибежал…Литвяков я… а где тут наши все? Я же бегом бежал, все 15 километров…где же здесь наши? Литвяков я, Литвяков…»

Потом сползает с лавочки, сворачивается в клубочек и, содрогаясь всем телом, затихая, шепчет: «Где же наши все…ведь должны же ещё быть наши…Литвяков я…Литвяков…»

Пять часов тридцать пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

Генерал- лейтенант Вальтер Модель, командир 3-ей Танковой дивизии, с досадой смотрит на свои швейцарские часы…

«Опаздываем, на целых полтора часа опаздываем, совсем выбились из графика! Чёртовы большевики! Зачем они мост взорвали до начала боевых действий? Это неправильно…форменные азиаты…

Ну ничего. Нам бы только переправиться- и нас не остановишь!»

Между тем головной отряд дивизии — 394 — й моторизованный полк, 543-й дивизион ПТО, батарея 503-го дивизиона «штурмгешютц», полицейский батальон СС «Райх» — скопившись на берегу, с интересом наблюдают, как сапёры налаживают 18-тонный понтонный мост. Эсесманы докуривают дрянные польские сигаретки…Скоро в путь. Нах Москау!

И.О. командира полка капитан И.А. Лукьянчиков был страшно зол. Зол на комполка, 14 июня укатившего в отпуск в Сочи, кур-р-рортник, зол на начштаба, который весной провалился под лёд и теперь лечил радикулит в Минске, рыбак хренов, зол на начальство в Округе, нач-ч-чальнички…

Конечно, моторизовать полк- это очень здорово!

Коней отобрали — меньше мороки…Кстати, верховых коней отобрали тоже…а Лукьянчиков так привык к своему Огоньку…Эх, какой славный коник…был. Упряжь, кстати, тоже отобрали- и передки…А то бы в соседнем колхозе хоть коров можно было бы припрячь…

Да. А трактора так и не прислали. Так что полк — совсем без тяги…Перемещайся хоть на пердячем пару…

Тревогу объявили — да что толку-то…

В район сосредоточения- всё одно не выйти…И с дивизией связи нет…

У КПП полка, вздымая пыль, остановился маленький броневичок ФАИ-М с зелёной окантовкой красной звезды на борту…

Из открывшейся дверцы выпрыгнул лейтенант НКВД в зелёной фуражке.

Лукьянчиков подтянулся и проверил заправку- хоть гость по званию и равен — но чёрт их знает, бесов бесхвостых…

«Командир мангруппы Свиридов!» — «И.О. комполка Лукьянчиков!»

«Слушай, капитан, выручай…Немцы, вроде, форсировать реку собрались- напротив Коденя их хренова туча…Переправятся- хана, у меня здесь двадцать бойцов…»

«А можно стрелять-то? По сопредельной территории ведь!!»

«Капитан, посмотри туда…»

Над Южным городком продолжало висеть чёрное страшное облако…

«Вопросов нет. Запиши мне в блокнот- для прокурора- что ставишь мне боевую задачу…ага, и реквизиты с удостоверения, пожалуйста…число и время, пожалуйста…вот так. А теперь, пошёл на хуй, упырь НКВД-шный. Как? Ножками. Пошёл, пошёл, мне не досуг, работать надо!»

И — с видимым удовольствием — «Четыре года мечтал это сделать…А чего мне ТЕПЕРЬ бояться?»

И вкусно, сочно: «По-о-о-олк, К БОЮ!!»

Подбежавшим комбатам: «Да прямо здесь развернёмся, на месте дислокации…Старшина! У нас водовозная телега на ходу? Сбрось бочку, убываю на КНП (показывает точку на карте) южнее триста метров Каменица Жировская. Со мной отделение разведки и рация. Ну, я поехал…Эх, где ты мой Огонёк…»

Взревев двигателем «Майбах», первое самоходное орудие качнуло коротким стволом и въехало на скрипнувший понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!»

За первой самоходкой- вторая….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«Ш-ррр…Б-бах!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…но это были не русские авионы…

«Ш-ррр…Б-бах!» — великолепная фугасная свечка встала с другой стороны моста…Вторым выстрелом — сразу узкая вилка…

Хорошо стреляет Лукьянчиков, друг бывшего врага народа комкора Рокоссовского, и сам четыре года тому назад- бывший комбриг… (Ну, так аттестовали его за эту дружбу- переименовав из комбригов не в генерал-майоры, не в полковники, на худой конец, а сразу аж в капитаны…Только полгодика в тюрьме подержали — и все дела! Только дрожи теперь каждую ночь- приедут сегодня за тобой или нет?)

А полк- это дивизион 122-мм (гаубица старомодная, образца 1910\30 года — разработанная еще до империалистической войны французскими буржуями) и дивизион 152-мм, М-10…

Производства славной Мотовилихи…У последней гаубицы, кстати — снаряд 40 килограммов…

И супостат так славно выстроился- (мечта артиллериста!) — вдоль главной оси эллипса рассеивания…Так что хоть перелёт, хоть недолёт- а всё по цели!

И понеслось…»Гот мин унс!!!!»

Зря Модель на часы смотрел…плохая примета!

Фото: Полк, погибший прямо на месте дислокации…Разбитые гаубицы, мёртвые бойцы и командиры…Их достали пикировщики, вызванные взбешённым Моделем… Закон такой есть на войне- отстрелялся- немедленно меняй огневую позицию! Да как тут сменишь…Поэтому стреляли до последнего. «Умирай, где стоишь!» — говорил в фильме Александр Невский. Умирали, где стояли.

А КНП засекли немцы со смешного биплана — «Хеншель-126», который в каждом немецком корпусе для разведки и связи имелся. Кстати, с того самого, который колонну беженцев утром расстрелял.

Не успели наши разведчики окоп на КНП оборудовать-времени не было.

На КНП — у разбитой буссоли — Лукьянчиков….на его мёртвом лице — улыбка. Улыбка человека, который ничего больше не боится…

Это ничего- это просто «Интернационал«…Исполняется по Всесоюзному радио в 6 часов утра…

По улицам города носится опавшая листва, пожелтевшая и съёжившаяся от пламени пожаров…Под ногами скрипит битое стекло, где-то завывает сирена «Неотложки«…Десять минут тому назад закончился второй авиа-налёт на город — несколько «зетстроеров»- Мессершмидтов -110 атаковали опустевший ШтАрм-4…Ну и жилым домам досталось…

Сейчас жители города высыпали на улицы и столпились у чёрных раструбов репродукторов…

Закончился партийный гимн, и наконец говорит Москва:»

Здравствуйте, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику!

Поставить ноги на ширине плеч, подниматься на носки и поднимать руки через стороны вверх и опускать вниз с вдохами и выдохами раз, два, раз, два

а теперь ноги на ширине плеч, совершать вращательные движения головой, наклонять ее вправо и влево, вперед и назад, к плечам раз-два, раз-два;»

Потрясённые люди молча расходятся…

Ведро звякнуло о жестяную воронку, и в самолётный бак полился бензин….

Сильно завоняло.

Комполка Васильев задумчиво посмотрел на эту патриархальную картину и обратился к своему куму — старшине Галагану: «Слушай, Толя, и что- так вот и всё время у вас заправлялись?»

Галаган: «А шо?! Скольки тех заправок было…для корпусной эскадрильи…Да и лётали они- ну в Минск за шёлковыми чулками для командармовой жёнки, ну на охоту в Пущу…В общем, не часто…Да, вроде был у нас бензозаправщик…так его сменяли на легковушку «паккард» у кобринского зававтохозяйства…а «паккард» тот списали да и отдали…кому-то…»

Васильев: «Какая трогательная история…а бомбы есть?»

Галаган: «Да есть трохи…АО-10, АО-25…а так — всё больше цементные…»

Васильев: «Будем вешать хоть и цементные…гвоздей туда ещё понапихаем…гвозди хоть есть?»

Галаган: «Та есть трохи…»

К стоянке самолётов, где возились приехавшие с инженером полка и потому уцелевшие техники (кто еще уцелел- было не понятно, улетевший на разведку в Высокое на УТ-2 замполит так и не вернулся) подъехала штабная «эмка»-генеральская, полноприводная, с высоким клиренсом, новенькая, сияющая…

Из машины, сопя, вылез начальник политотдела дивизии…

Васильев одёрнул реглан, поправил пилотку — звёздочка точно над переносицей: «Товарищ диввоенкомиссар, 74 ШАП…»

«Почему утратили?!!!»

«Товарищ диввоенкомиссар, третья эскадрилья взлетала непосредственно под обстрелом…»

«Молчать!! Я тебя спрашиваю, почему утратили портреты Вождей?!! Может быть, сейчас враг над ними глумится?!! Молчать!! Я тебя разжалую, я тебя в порошок сотру, я…»

Что ещё бы сделал грозный диввоенкомиссар с Васильевым, осталось тайной- ибо…мелькнула крылатая тень…»Воздух! Воздух!!»

И диввоенкомиссар, на ходу запрыгнув в рванувшую с места «эмку», скрылся в клубах пыли…

Ут-2 попрыгал по щебню ВПП и заглушил мотор…Замполит вылез на плоскость и сорвал с головы шлем…»Ну командир, мы тебе должны по жизни…Там- КАША…Так что пополнения из Высокого — не ждите, ребята…»

Васильев сплюнул себе под ноги: «Толик, что ты там про гвозди говорил?»

«Айн-цвай, форвертс! Айн-цвай, форверст!»

Полугусеничный тягач с названием, состоящим из одних согласных, на тросах пытается вытащить из Буга утонувший понтон… Получается довольно плохо- гусеницы буксуют, а передние колёса по ступицу зарылись в грязь…»Паркетный джип», что с него возьмёшь…

Это вы еще дорог Смоленщины в октябрьскую распутицу не видели…

Окружающий пейзаж за последний час как-то неуловимо преобразился…

Сама дорога и её обочины напоминают лунный пейзаж. Из кратеров воняет сгоревшим толом и ещё чем-то очень гадким…Кроме того, вся дорога, сколько хватает взгляд, усеяна остовами сгоревших машин — тут и бронетранспортёры, и «Оппель-Блитц»-ы, и «Дешимаг»-и…Особенно забавно выглядит «штурмгещютц», лежащая кверху гусеницами…

Невдалеке экскаватор на базе «Бюссинг-Нага» роет могилу…Могила получается широкой и просторной…Рядышком пастор в военной форме отпевает длинный ряд накрытых шинелями фигур…Хороший такой ряд…Просто приятно посмотреть.

Эсесовец рядышком с пастором нервно покуривает в сторонку…А чего ты ожидал, партайгеноссе? Здесь всё по-взрослому. Это тебе не цыган геноцидить.

Модель нервно смотрит на свои швейцарские часы: «Это неслыханно! По графику мы уже должны быть на шоссе Кобрин-Брест!»(Голос за кадром. Ну, это он погорячился…15 километров до шоссе на Кобрин В РЕАЛЬНОСТИ Модель преодолел за 15 часов. Тут ему не Франция, по-любому…)

И вообще- смотреть на часы- плохая примета.

«По сообщениям лётчиков из флотской эскадрильи, противник наводит переправу южнее Бреста в районе Коденя. Хотя я бы не стал доверять им, но это сообщение подтверждают наши истребители из 123 ИАП. Поэтому приказываю — вылетев всем полком, уничтожить вражескую переправу — любой ценой. Эскорта у вас не будет, предупреждаю, истребители непрерывно отражают налёты неприятельской авиации, прикрывая на марше войска 4-ой армии.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Девятки СБ, без истребителей- идут и идут к захваченным фашистам мостам… Их сбивают- один самолёт за другим, одно звено за другим, одну эскадрилью за другой- а они идут, идут и идут…Упорно. Бесстрашно. Безнадёжно.)

Впрочем, вас прикроют штурмовики из 74 ШАП — сами отбомбятся и прикроют…»

Взревев двигателем «БМВ», первый бронетранспортёр качнул стволом пулемёта и с опаской въехал на наспех залатанный понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!» Дубль второй.

За первым БТР — второй….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«И-ууу…Б-бах!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…и это были на этот раз именно русские авионы…

Подойдя на сверхнизкой высоте, задевая не убирающимися шасси верхушки деревьев, так что листва застревала в ступицах колёс, И-15бис обрушили снайперский удар на переправу…Сделать им это было тем удобней- что скорость у них небольшая, значит и прицелиться можно будет точнее…Вот только жаль, что бомбочки малокалиберные…

Но понтоны они дырявят изрядно- и вот уже первый БТР, накренившись, с неохотой сползает в зелёную воду Буга…как тонуть-то не хочет! А придётся!

В эту же минуту товарищи лётчики на «Чайках» атакуют зенитные батареи…На их долю бомб уже не хватило- и вниз летят учебные, цементные…»Плюх!» «Взз-ии»- это гвозди разлетаются…а пыли-то, пыли…»Газен, газен!!!» — вопят зенитчики и бросив зенитные 2-см автоматы, натягивают маски противогазов…

Один из зенитчиков, не успевший натянуть противогаз, хватанув полным ртом из пыльной тучи, схватил себя за горло и катается по земле- вроде, смертельно отравлен. Вот это воображение! Ванны хвойные ему точно показаны…

А «Чайки», сделав своё дело, оттягиваются из пулемётов по колонне у переправы…

Вот только связь у фашистов работает отлично. И через несколько минут к переправе слетаются эксперты Мальдерса…Начинается не бой, а избиение. Один за другим красные бипланчики огненными кометами рушатся на землю…Не в мастерстве немецких пилотов дело- просто Ме-109 «Фридрих»- самолёт другого поколения…

Но фашистские истребители так спешат пополнить свои личные счета- что совсем не замечают, как к скопившейся у переправы колонне приближаются девятками СБ…У этих уже бомбы- ФАБ-250 — явно не учебные…

В довершение всего последняя тройка поливает образовавшееся месиво жидким фосфором из выливных авиационных приборов…Красота, для тех, кто понимает! Этакий огненный плащ медленно опускается на землю…

Говорили же, что смотреть на часы- плохая примета…

«Да нету, нету у меня более ничого! Даже за деньги нету!» — Толик Галаган расстроен до слёз. Так хочется куму подсобить, да нечем…

Полк Васильева- ополовиненный- бессильно замер на стоянках. Бензина нет, патронов нет…есть только неутолённая ненависть к врагам. Это конечно, хорошо, но в бак её не зальёшь…

Внезапно на поле, к стоянкам подъезжает «эмка» — старенькая, какая-то обтёрханная, исключительно штатского вида… При виде её почему-то возникают в сознании слова «Белпотребкооперация» и «Промфинплан».

Из кабины вылезает горбоносый, курчавый военинтендант третьего ранга…

«И где же я могу видеть майора Васильева? Это Ви будете? А я должен Вам верить? Ой, да не надо, не надо — нет, давайте уже документ поближе, я плохо вижу…Это что, действительно на карточке Ви? Да, похоже. Ну так и что же Ви стоите? Получите уже Ваш груз…Ну как какой груз- согласно накладной, горючее сто тридцать тонн, масло моторное двадцать пять, патроны калибра…ой, ну что Ви меня тискаете, я не такой, я совсем не такой…»

На поле въезжает колонна грузовиков- половина трёхосные ЗиСы- цистерны…И Васильева тут же уносит — «тискать» героическую шоферню.

А интендант, присев на подножку машины, достаёт брезентовый портфель и канцелярские счёты, надевает чёрные сатиновые нарукавники: «Товарищи лётчики, подходим, подходим…Как зачем? Сегодня же 22 июня. Зарплата. Как Ваше фамилие? Иваненко? А енициалы? Пы-Сы? Есть такой, распишитесь…Что значит — почему так много? Так ведь с сего числа боевые, в двойном размере…Инструкция Наркомфина.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Горящий склад. У ворот сидит на лавочке, крепко прижимая к груди брезентовый портфель, — давешний интендант. По его широко открытым глазам ползёт ленивая муха…)

«Айн-цвай, форвертс!»

Два полугусеничных тягача с названием, состоящим из одних согласных, сцепившись цугом, на тросах пытаются вытащить из Буга утонувший понтон… Получается гораздо лучше, чем в прошлый раз- опыт, великое дело!

Моторы ревут- и за их рёвом не слышно, что именно «Быстроходный Гейнц» Гудериан говорит Моделю…

Видно только, что Гудериан топает ногами, брызжет слюной, показывает пальцем на противоположный берег, потом на реку, потом на небо, потом на кладбище сгоревшей техники за его спиной…Модель, у которого даже монокль из глаза вывалился, только растерянно разводит руками…

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбку, тщательно записал в книжечку с золочёным обрезом серебряным (sic!) карандашиком: «Командующий, со всем присущим ему тактом, деликатно намекнул М., что его терзают смутные сомнения относительно профессионализма последнего. Нота бене- интересная идиома- тоттеншвайнехундекопф. Надо запомнить.»

Наконец Гудериан подносит к носу Моделя свои швейцарские часы и стучит пальцем по стеклу циферблата…И этот не знает про плохую примету…

Между тем свалка битой техники на дороге начинает напоминать склад металлолома небольшого металлургического заводика…

Особенно забавно выглядит попавший под огненный ливень «Цундап»- так и сидят на сгоревших сидениях не успевшие спрыгнуть немцы…и корочка такая поджаристая…

Тем не менее, немцы на одни и те же грабли дважды не наступают…Переправа надёжно прикрыта с воздуха- у воды развернулся целый дивизион Flak-18, даже не радиолокатор ли на горке? Нет, всё-таки, наверно, звукоулавливатели и ПУАЗО.

В воздухе барражируют истребители Мальдерса…

Невдалеке сапёры усердно роют могилу…Экскаватор-то того, приказал всем долго жить…Могила длинная и широкая, приятно посмотреть.

В глубокой воронке сидит давешний эсесовец — грязный, как будто его волокли по болоту…В руках кисет с надписью «Holland», в зубах самокруточка, на лице — блаженная улыбка…Эх, камрад, лучше бы ты косячок в родном Амстердаме забивал…И вообще- курить — здоровью вредить. Особенно вражескому солдату- в России.

Девять часов ровно. Левый берег Буга. Район маетка Постышей. Напротив участка 11 пограничной заставы.

Нет, ну до чего же немцы унылый народ. Есть у них бефель — и они его будут выполнять до одурения…

Последний из оснащённых УПХ танк Т-III — тот, что на берегу оставался- осторожно огибает чёрный, выгоревший остов героического БК-031 и с опаской влезает в зелёную воду Западного Буга…

Весь противоположный берег превращён в подобие лесосеки…одни щепки от прибрежных ив и осокорей…

Берег мёртв и поэтому молчалив…Немецкий панцер с радостным рёвом вскарабкивается на берег, сбрасывает уже ненужные устройства и устремляется вперёд. Заезжает за горку…

Про батальон Басечки просто забыли. А может, никогда и не помнили — списав со всей дивизией…Следовательно, подвезти горючее и боекомплект — никто не озаботился…

Поэтому, когда пограничники обратились с просьбой срочно подсобить, Басечка слил всё топливо в свой танк и убыл на угрожаемый участок. Остальные танки экипажи стали окапывать, превращая в подобие ДОТов…

Когда немецкий панцер, перевалив за гребень прибрежного холма, нос к носу столкнулся с Т-26, в стволе у Басечки был осколочный снаряд. Раздумывать было некогда- и выстрелив в супостата в упор, Басечка с силой надавил сапогом на плечо мехвода. Тот понял командира совершенно правильно — дав полный газ, он со всей дури врезался в потерявший гусеницу вражий танк.

Когда у Басечки перед глазами перестали кружить искры, он откинул верхний люк и увидел, что немецкие танкисты откинули дверцы в боку башни и с ужасом смотрят на него.

Басечка схватил монтировку и выскочил из машины. За ним последовали мехвод с кувалдочкой и заряжающий- просто так, с кулаками…

Майор Квасс, в запылённых бинтах, сквозь которые проступали чёрные пятна, с интересом смотрит на чудом уцелевшего немецкого танкиста…Тот что-то возмущённо говорит.

Квасс, Басечке: «И чем же интурист недоволен?»

Интеллигентный, образованный Басечка: «Да понять — то его не мудрено…Он говорит, что я сознательно, злонамеренно в него врезался. И ещё потом два раза ударил его монтировкой. А его экипаж — остальных четырёх человек- я просто забил насмерть. Говорит, что это варварство и никто в Европе так не воюет…»

Квасс, сквозь запёкшиеся обгоревшие губы: «Спроси у него, застрахован ли он?»

Басечка спрашивает, и переставший причитать «интурист» недоумённо отвечает: «Я-я, натюрлих…»

Квасс: «Так скажи ему- чего он тогда беспокоится? Инспектора ОРУД-ГАИ мы уже вызвали. Ха. Ха. Ха.»

Взревев двигателем «Шкода», первый «38-t» качнул тоненьким 3.7 см стволом и с опаской вполз на дважды залатанный понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!» Дубль третий.

За первым танком — второй….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«Ии-и-иРРР…Б-БАБАМ!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…зашевелились стволы «флаков», метнулись вверх бинокли, лихорадочно задёргались антенны непонятного устройства на горке…но на этот раз это были совсем не русские авионы…

«Ии-и-иРРР….Б-БАБАМ, БАБАМ!!» — рванул двух-снарядный залп. Есть накрытие! И понеслось…

Пройдя Мухавец, корабли славной Пинской Флотилии вырвались мимо Крепости в Буг…

Вот они идут — видите?

Детища «Ленинской кузницы» — «Жемчужин», «Левачев», «Флягин» — достают врага из своих спаренных четырёхдюймовок, а трофеи Освободительного похода, бывшие польские, а теперь советские — «Бобруйск», «Винница», «Витебск», «Житомир», «Смоленск» громят фашистов из 122-мм гаубиц…

На головном- адмирал, на мостике, прикрытый от пуль и осколков только брезентовым отвесом…в великолепной чёрной форме, в фуражке с золотым шитьём…

Адмирал: «Флажок! Врубите громкую связь! В бой идти надо весело! Замполит! Поставь песню! Хорошую, русскую!»

Пластинка Апрелевского завода. Хор Александрова. Слова- народные…

«На верх вы товарищи,

Все по местам,

Последний парад наступает…»

По кораблям стреляет всё, что может стрелять — зенитки, танковые пушки, миномёты — а они, разя огнём и сталью, разносят в мелкую щепу последний понтонный парк 3-ей танковой дивизии…

Ну и по самой дивизии — от всей матроской души…

«Полундра!»

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага…»

Прорываясь на Буг, корабли Флотилии последовательно проходили мимо острова и, давая лево руля, всаживали залп за залпом в тех островитян в фельдграу, которые имели неосторожность показаться морякам на глаза…Причём стрелял не только главный калибр- но и зенитчики из 37-мм и 45-мм стволов, пулемётчики из ДШК и спаренных «Максимов». Было весело.

Вякнувшая было батарея ПТО — которая так легко и просто расправилась с танкистами Элькина, была с особенным удовольствием сметена канонирами «Смоленска». Старый кораблик с молодецкой удалью просто забросал врага 122-мм осколочными гранатами в корпусах из хрупкого сталистого чугуна, дающих, как известно, замечательно большое число убойных осколков…Интересно, что сами пушки при этом особенно и не пострадали…В отличие от расчётов.

Проходя под Холмским мостом, корабли заваливали мачты, а сигнальщики прижимались животами к палубам мостиков, чтобы не снесло за борт…Последим в кильватерном строю шла канонерская лодка «Верный». Сбавив ход до самого малого, она вылезла носом на берег — а чего не вылезти — осадка сорок сантиметров — и с борта хлынула волна в синеющих сквозь расстёгнутый ворот бушлатов тельняшках…9-тая Отдельная рота морской пехоты, иначе же — «Чёрная смерть».

В проёме Холмских ворот у кольцевой казармы Фомин поправил на плече автомат ППД и совершенно спокойно сказал Гаврилову: «Ну, мне пора…»

Гаврилов: «Отставить, ты мне нужен здесь, очень нужен.»

Фомин, совершенно спокойно: «Я тебе не подчинён, майор…Я вообще — аж на дивизии, в другом корпусе, забыл?. А остаться, извини, не могу — коммунист я, понимаешь? Вот оно какое дело.»

Гаврилов «Погоди, Моисеич…Хотел спросить…Ты домой к себе сбегал? Как там твои, уехали?»

Фомин, совершенно спокойно: «Да, сбегал, спасибо, всё хорошо»

Фото: Холмик из битого кирпича во дворе ДНС?5. В холмик воткнута палочка, в расщепе- зажата фотография из семейного альбома. Августа и Юрочка, обнявшись, улыбаются…

Фомин, в проёме ворот, совершенно спокойно: «Коммунисты, вперёд. Будем карать гадов.»

И пошёл, спокойным таким, уверенным шагом. Не оборачиваясь.

И за ним пошли- Мохнач, без нужды машущий пистолетом, комсомолка Никанорова с полевой сумкой, старый беспартийный солдат Кныш, в компании со своими беспартийными «мужиками»…

Пошли. Не торопясь. С достоинством. Коммунисты.

И так же спокойно, не кланяясь пулям, прошли весь остров насквозь.

Фомина убили уже на берегу — немецкий снайпер, из-за канала…»Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Поступает директива от командующего Западным фронтом.

Десять часов одна минута. Минск. Штаб Западного ОВО.(! Не Фронта!) Командующий округом отправляет в Генеральный штаб РККА Боевое донесение?004\оп «Брест горит. К 6.30 22.06.41 данных о форсировании противником реки Западный Буг не было»

(В РЕАЛЬНОСТИ войска группы «Центр» к 10 часам утра, даже захватив неповреждёнными мосты и образовав устойчивые плацдармы, смогли продвинуться вглубь советской земли только на 2–3 километра. Северная часть Бреста ещё оставалась в наших руках. «Как львы, дрались советские пограничники, принявшие на себя первый внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя все советские воины. Они дрались — переходя в рукопашную, и только через мёртвые их тела мог враг продвинуться на пядь вперёд» Л.П. Берия. Газета «Правда». Передовая статья. 24 июня 1941 года.).