"Лао Шэ. Солнечный свет" - читать интересную книгу автора

возвращаться к прошлому и одно за другим, как жемчужинки, собирала
воспоминания. А собрав, испытала неизбывную радость. Но надеть жемчужную
нить или хотя бы взять ее в руки я уже не могла. Моральные принципы мужа
изменили и мои взгляды - я на все смотрела по-новому. Я почти раскаивалась в
том, что прежде вела такой вольный образ жизни. Почему он, можно сказать
один из столпов общества, выбрал в жены именно меня? Неужели он не слыхал о
моем поведении? Слыхал, конечно! И о том, что я была в институте королевой,
тоже знал. Но его устраивало положение моей семьи. А я не смела заговорить с
ним об этом и оттого еще больше мучилась. Страха перед ним я не испытывала.
Просто мне хотелось его понять. Он относился ко мне безупречно, но,
признаться, я не очень его понимала, он был моим солнцем, дарил мне свой
свет, но близко не подпускал. На людях он бывал мне понятен больше, чем
дома. Из почтения к нему все относились с уважением и ко мне. Но, оставаясь
наедине с ним, я забывала о нашем высоком положении, и он казался мне
далеким и непонятным. Мне было приятно встречать в газетах его фамилию, но,
сидя перед ним, я порой забывала о его величии. Он был предельно деликатен и
вежлив. Мне даже казалось, что он - мой наставник, покровитель, кто угодно,
только не муж. В такие минуты мое солнце завола кивали темные тучи.

36

А когда солнце прячется, даже весенние дни становятся пасмурными.
Радость моя постепенно угасала. Чего стоят слава, положение и даже муж,
когда рядом нет настоящего мужчины? Мужчина... Пусть он будет грубым, пусть
бьет, ругает, пусть зацелует до смерти. А у меня всего только муж, одетый с
иголочки, умеющий изысканно поговорить, воплощение благопристойности, как Ян
Сылан или другой актер в роскошном вышитом халате. Каждое его движение,
каждое слово были изысканны, как у актера. И это на всю жизнь. Изменить
что-нибудь так сразу я не могла. Пренебречь положением дело не шуточное. Но
ведь иначе я не избавлюсь от пустоты. Жизнь! Как нелегко ее устроить! В
родительском доме ко мне теперь относились с таким почтением, что я не то
что пожаловаться, слова не могла сказать. Они мною гордились. Я даже
поплакаться не могла, как любая другая женщина, должна была все сносить
молча. Из барышни я стала госпожой. А у госпожи характер должен быть еще
тверже. И если я матери не могла ничего сказать, потому что она принимала
ценя как гостью, то в доме мужа и подавно не с кем было поделиться. Не
пускаться же госпоже в разговоры с прислугой. Приходилось молчать. А
заговори я, меня же подняли бы на смех. Самой надо справляться с бедами.
Быть может, попытаться найти свою любовь? Ну, а муж, а родители? Впрочем,
что мне за дело до них? Но кому, как не им, я обязана своим положением и
роскошью, в которой живу? Потому я и повиновалась им вначале, и раскаиваться
в этом просто недостойно. Единственное, что мне оставалось, это выбросить из
головы все соблазны и быть хорошей женой. Тогда путь мой всегда будет озарен
лучами солнца.

37

Но человек сделан из плоти. Я молода, красива, не обременена заботами,
я должна окунуться в мир упоительных чувственных утех. Глупо рассматривать
себя в зеркале, всякий раз замечая, как увядаешь от холода и скуки. Надо