"Лао Шэ. Записки о Кошачьем городе [NF]" - читать интересную книгу автора

и самый яркий солнечный свет, а здесь он к тому же рассеивался в сером
неподвижном воздухе.
Я оглянулся по сторонам, но вокруг меня были толь ко густые листья,
сырость и вонь.
Впрочем, нет! Под одним из деревьев сидел человек-кошка. Он, конечно,
давно видел меня, но, поймав мой взгляд, бросился на дерево и исчез в
листве. Это меня разозлило. Разве так принимают гостей: ни еды, ни питья,
только ночлег в вонючей хижине! Решив не церемониться, я полез за хозяином
на дерево и, ухватившись за ветку, стал ее раскачивать. Человек-кошка
жалобно пискнул и остановился. Убежать ему было некуда, и он с прижатыми,
как у побитого кота, ушами начал медленно спускаться.
Я ткнул пальцем себе в рот, вытянул шею и несколько раз шевельнул
губами, объясняя, что хочу есть и пить. В ответ он показал на дерево.
"Может, он советует мне поесть плодов?" - сообразил я, мудро предположив,
что люди-кошки не едят риса. Но плодов на ветках не было. Между тем
человек-кошка взобрался на дерево, бережно сорвал несколько листьев, взял
их в зубы и вновь спустился, показывая то на меня, то на листья.
Когда он увидел, что эта скотская пища меня ничуть не привлекает, его
лицо исказилось - вероятно, от ярости. Почему он злился, я, конечно,
понять не мог, а он не мог понять, чем недоволен я.
Наконец я решил взять листья, но пусть он сам протянет их мне. Он
снова, казалось, ничего не понял. Мой гнев сменился сомнением: а может
быть, передо мной женщина? Может быть, на Марсе мужчины и женщины тоже
общаются, не приближаясь друг к другу? [иронический намек на строгие
моральные правила конфуцианства, в частности на фразу древнего философа
Мэн-цзы (III в. до н.э.): "Если мужчины и женщины общаются, не приближаясь
друг к другу, это соответствует церемониям"] Или - страшно вымолвить - это
правило здесь распространено на общение между всеми людьми (через
несколько дней выяснилось, что моя догадка была верна)? Ладно, не стоит
ссориться с тем, кого не понимаешь. Я подобрал листья и обтер их рукой -
по привычке, потому что руки у меня были грязные и кровоточили. Потом
откусил кусочек листа и поразился его приятному запаху и сочности. Изо рта
у меня закапал сок, и человек-кошка дернулся, словно желая подхватить
капли. "Видно, эти листья очень дороги, - подумал я. - Но почему он так
трясется над одним листом, когда вокруг целый лес? Впрочем, здесь все
странно!"
Съев один за другим два листа, я ощутил легкое головокружение. Душистый
сок как бы растекся по всему телу, наполняя его приятной истомой. Потянуло
спать, и все-таки я не заснул, потому что в этом озере дурмана таилась
капля возбуждающего, как при легком опьянении. У меня в руке был еще один
лист, но я не мог поднять руку. Смеясь над собой (не знаю, отразился ли
этот смех на моем лице), я прислонился к дереву, закрыл глаза и покачал
головой. Вмиг чувство опьянения прошло, теперь уже все мое тело, каждая
пора смеялась. Голода в жажды как не бывало, мыться больше не хотелось:
грязь, пот и кровь ничуть меня больше не тяготили.
Лес, как мне показалось, посветлел, серый воздух стал не холодным в не
душным, а таким, что лучше и не надо; зеленые деревья приобрели какую-то
мягкую поэтическую прелесть. Промозглая вонь сменилась крепким сладковатым
ароматом, словно от перезрелой дыни. Нет, это была не нега, а
восхитительное опьянение. Два листа влили в меня неведомую силу, и в сером