"Владимир Иванович Щербаков. Отступление" - читать интересную книгу автора

корабль, когда тихо журчит сразу во множестве трюмных отсеков вода,
принявшая обличье живых, дышащих, переливающихся струй, ласкающих переборки
и шпангоуты... Быть может, лишь все земные океаны вместе могут дать
представление о смерти от безводья.
Как они уходили?.. Да они готовы были, наверное, тысячу раз
превратиться в призраков, чтобы дух их витал над старыми стенами умиравших
городов, лишь бы остаться. Они цеплялись за каждую расселину, хранившую
зелень и остатки влаги, лишь бы на один год, на один день отсрочить
расставание... или продлить жизнь. Любая самая суровая планета может
служить недолгим пристанищем оснащенной ракеты и ее экипажа, но жизнь,
долгая жизнь горстки людей - разве она возможна, разве уцелеть ей?
В самом последнем культурном слое, на глубине двадцати метров от
поверхности, Ольховский нашел медали с изображением ос. Что это?
Поэтический символ, обобщение? Или в этом кроется мысль, ведущая к
горизонтам грядущего, к последней надежде?
Фактов было ровно столько, чтобы угадать за ними призрачную канву
одной из волшебных сказок, в которой царевна или, быть может, принцесса
обернулась белым лебедем или лягушкой, и сила поэтического вымысла,
заключенного в канонические формы сказки, была такова, что Ольховский искал
подтверждения и доказательства.
Он пробовал отвлечься от полусказочных гипотез и иллюзорных
представлений, овладевших им, но не находил решения ни в какой другой
плоскости, словно всем поискам суждено было приводить его к заколдованной
двери, за которой начиналось волшебство.
...И вот долго сдерживаемые пески похоронили развалины, погребли
усопших, возвысившись над ними курганами. Остались осы. Планета смирила
нрав, ветры становились тише год от года, и осы, кропотливые осы, построили
свой первый город, великолепный город, в котором насчитывались тысячи
норок - осиных домов.


Два портрета

Неожиданные открытия Ларионова сорвали завесу времени и впервые
позволили оценить глубину представлений тех, кто тысячелетиями отступал под
натиском стихии. Явившиеся многоцветной россыпью каких-то сказочных жучков,
птичьих перьев, узорчатых листьев, их письмена казались заколдованными
навеки. Даже просто описать каждую металлическую табличку или каменную
плиту, покрытую цветными знаками, было сложно, это граничило, пожалуй, с
научным подвигом. Что же оставалось делать тем, кто хотел докопаться до
смысла начертанного, возвыситься до понимания откровений, зашифрованных
столь необычным способом?
И вот никому доселе не известный сорокалетний ученый вдруг находит
ключ к разгадке. Нет, он не мог еще читать все тексты, да на это не могли
бы рассчитывать и многие поколения специалистов. В это попросту никто не
поверил бы, потому что на Земле оставались непрочитанные строки, куда более
незамысловатые, на Фестском диске например. Но Ларионов смог разобрать
короткие надписи последнего периода, выбитые на "осиных" медалях. Способ их
чтения был найден, наверное, случайно. Иначе, как можно объяснить, что
Ларионов догадался построить оптическую систему, переводившую голограммы в