"Владимир Щербаков. Мост (Журнал "Техника - молодежи", 1972, N 11)" - читать интересную книгу автора

морскому дну, привела она к площадке с землянками, с большим квадратным
сараем. Внутри сарая горел костер, вокруг лежали толстые бревна-скамейки,
в углу стояла бочка с водой, над ней висел на гвозде корец, с края
которого стекала прозрачная капля - стекала, но, не успев упасть, застыла
от холода, отражая красные угли костра, всплески света от искр летучих.
Являются иногда необычные дни в конце января или, может быть, начале
февраля, когда кажется, что пришла весна: воздух свеж, легок и влажен, а
на полянах вырастают под солнцем первые золотистые сосульки. Но холодны
утренние звезды, и песне весенней не слететь еще с губ. Такие дни
наступили вскоре. Вместе с Кузнечиком я думал о лесных дорогах, ставших
нашим домом. Встав до зари, ожегши рот кашей, я с необыкновенным
наслаждением разбирал и собирал выданную мне винтовку, прицеливался в
можжевеловый куст, в раннюю тень сосны. Потом бежал к Велихову просить
задание - на том основании, что мне уже исполнилось пятнадцать.


Дороги тех лет...
Поздним вечером, когда окна и фонари гаснут, а движущиеся огоньки на
дальнем шоссе кажутся глазами светящихся глубоководных рыб, мы листаем
книги, в которых говорится о жизни и смерти, о любви и храбрости, о боях и
танковых атаках, о солдатах и войне. Некоторые страницы этих книг
посвящены событиям, почти фантастическим.
- Нет, такое не проходит бесследно, - Гамов готов убеждать меня в
невозможном. Впрочем, сегодня можно говорить обо всем. Тайна таких вечеров
заключена в мимолетности настроения, в быстро преходящем желании убедиться
в достоверности прошлого.
Я встретился с Гамовым снова лет через десять после войны, и мы стали
настоящими друзьями. А до этого не виделись с ним с сорок четвертого,
когда в Западной Белоруссии меня ранили. После войны он учился,
преподавал, пробовал писать сценарии - мне думается, у него так и не
хватит времени на то, чтобы состариться. Есть люди, стремящиеся любой
ценой дать ответ. Гамов в свои сорок семь прежде всего старается понять
вопрос.
- Всегда остаются следы, пусть едва заметные или вовсе невидимые, но
остаются. И память возрождается, воскресает в живых, она неуничтожима.
Древние индусы верили, что мир созидается вновь через каждые восемь с
половиной миллиардов лет. Если хочешь возразить... - Гамов как-то мудро и
добро улыбается, - если не согласен, назови хоть одну звезду, планету,
песчинку, которая была бы старше этих восьми с половиной миллиардов. Мир
не создан никем из людей и никем из богов - ты помнишь? - а был, есть и
будет вечно живым огнем, закономерно угасающим и закономерно
воспламеняющимся.
- Старый грек. Сочинитель гимнов огню.
- Он прав. Разве прибавишь хоть слово к его словам.
- Память неповторима. Как жизнь и смерть.
- Нет. Невидимое трудно уничтожить. Атомы, частицы - это эталоны
прочности. Разве нужно рассказывать о миллиардах электрон-вольт, которые
лишь иногда, довольно редко разбивают их?.. Крупинки вещества противостоят
галактическим взрывам. А что такое память? Те же частицы, выстроенные в
молекулах, как буквы в строчках. Может быть, есть неделимые атомы памяти,