"Александр Щербаков. Скачущий череп (Страшные истории)" - читать интересную книгу автора

действовали сказки, мифы и страшные истории, как во время ночевок в
сенокосную пору на чердаке кошары, стоявшей над озером Кругленьким. В дни
отрочества я, как и все сельские ребятишки, летом и осенью работал в
колхозе. Не по нужде, не от голода и нищеты и не по приказу грозных районных
комиссаров, как пишут сегодня иные щелкоперы, а именно охотно, я бы даже
сказал - с внутренним рвением, с естественным желанием утвердиться в глазах
сверстников и взрослых односельчан трудолюбивым и самостоятельным человеком.
А самоутвердиться в наше время можно было только трудом, только старанием.
Ну, это к слову...
В горячую пору сенокоса люди работали допоздна. Бывало, последние
зароды дометывали уже в потемках. Спешно перепрягали лошадей из граблей и
волокуш в телеги, укладывали в них котомки и корзинки, рассаживались сами на
облачинах рыдванов и отправлялись домой. Зачастую - с песнями, как это ни
трудно сегодня представить. Но в деревню уезжали далеко не все. Обычно -
только женщины да семейные мужики, чтобы управиться со скотом, обиходить
ребятишек, полить огороды. Остальной же народ - пацаны и взрослые парни, а
нередко и старики - оставался на сенокосе с ночевой. Спали мы обычно в
полевых избушках, прежде принадлежавших крестьянам-единоличникам, а позднее
превращенных в летние стоянки овечьих отар или гуртов скота.
Поскольку главные покосы нашей бригады были расположены возле озера
Кругленького, то чаще всего нам приходилось ночевать именно на здешнем
полевом стане, который действовал, в отличие от многих, круглый год. Здесь
были две теплых избушки и несколько кошар, крытых соломой. Избушки занимали
пастухи и старики, работавшие на покосе, а молодежи и ребятне доставались
для ночевок чердаки этих кошар - длинные, сумрачные, полные воробьиных и
ласточкиных гнезд, упрятанных в кровельной соломе или прилепленных к
стропилам и решетинам.
Искупавшись на закате в озере, мы наскоро ужинали, съедали остатки
домашних запасов и супа из артельного котла и, поднявшись по шаткой лестнице
на чердак, ложились вповалку на сено, устланное шубами, фуфайками и
дерюгами. Несмотря на усталость, засыпали далеко не сразу. Слышались возня,
шутки, разговоры. Но чем более сгущалась за слуховым окном ночная тьма, тем
голоса становились приглушенней. Пацаны помладше, работавшие копновозами,
начинали задремывать - сказывалась маета длинного жаркого дня. Взрослые
переходили на шепот, заводили более серьезные - деловые и сердечные -
разговоры. Мы, подростки, затаившись, жадно слушали их и с нетерпением
ждали, когда ближе к полночи начнется главное - рассказывание сказок,
бывальщин и страшных историй.
Обычно начинал Андрей Констанц, поволжский немец, сосланный в наши края
в военные годы. Он, как ни странно, больше всех из нас помнил русских
сказок. Правда, это были в основном известные сказки, вычитанные из
книжек, - про Ивана-дурачка и Ивана-коровьего сына, про сестрицу Аленушку и
братца Иванушку, про злую мачеху и добрую падчерицу, но Андрей умел
преподнести их по-своему, привирал, где считал нужным, давая волю фантазии,
и потому мы слушали его с неизменным интересом. Но все же главным
рассказчиком был не он, а колхозный ветфельдшер Петро Ивахов. Правда, он
ночевал с нами довольно редко, ибо к нашему сенокосу прямого отношения не
имел. У него, инвалида с расслабленными ногами, была персональная лошадь в
легких дрожках, и он в любое время мог укатить домой. Но все же Петро
иногда, задержавшись в кошарах допоздна, оставался на овцеферме с ночевой и