"Александр Щербаков. Кукушонок (Авт.сб. "Змий")" - читать интересную книгу автора

шишку наставил, и говорит он битюгу своему дорогому таковы слова:
"Мазеппушка ты мой любезный! Что б тебе сразу меня кликнуть - вмиг бы мы
это дело с тобой разморочили, а теперь так просто не выйдет: растащили
нашего снуленького по крошечкам-трепетушечкам и каждую крошечку в такую
дрянь закутали, что руки опускаются и шум в башке, как у столетнего
юбиляра наутро после честного пира. Ну, да ничего, не съест нас свинья,
помогу я тебе, и славную бульку мы отчубучим".
Стал друг десятипроцентный посреди пустыни Рассахары и шепнул
повелительным шорохом: "А ну, крысы-пауки, муфлоны-куланы, снести мне
тотчас сюда все крошечки-трепетушечки нашего снуленького и соорудить
двойную тетрадуру так, чтобы нижняя тетрадура в землю целиком ушла
вершиной вниз, а верхняя в небеса возвысилась. Вот я вам на обороте
кабацкого счета эскизец прикинул, так чтобы у меня все было в точности по
нему!".
Перепугались крысы-пауки, муфлоны-куланы так, что потрудились на славу,
всего снуленького, что был растрясен, в одно место собрали и веленые
тетрадуры соорудили. И сами изумились тому, что вышло, поскольку наружная
тетрадура получилась в натуре размером с пирамиду Хеопса. И в соображении,
что у них другая такая хеопсина в землю уходит и не видна, заробели
маленько, посчитав, сколько ж это преславный битюг там, на "звезде", в
одиночку копытом нарыл.
"А теперь, - молвил друг десятипроцентный, - отойдите все в стороны и
станьте в кружок при тетрадурах. И ждите, поскольку мне надо свою
волшебную палку зарядить. Довольно и глянуть на меня, чтобы понять: дело
это не простое и нуждается в глубокой задумчивости".
И впрямь. Вид у него ветхонький, до того стертый, что перед зеркалом
поставить страшно: как бы он целиком на отражение свое не ушел. Отошли в
сторонку крысы-пауки, муфлоны-куланы, расселись в кружок и стали ждать.
А десятипроцентный разделся донага, сел в позу лотоса перед хеопсиной и
начал сосредоточиваться.
Три дня и три ночи сосредоточивался он, а на рассвете четвертого гикнул
громким голосом и встал. И увидела почтенная публика, что он в полном
порядке, а палка его волшебная багровым огнем пышет и сама в дело
просится. Шагнул десятипроцентный и торкнул палкой тетрадуру. И тут же
проснулся снулый уран и мигом сделался из него уран натуральный, ни в чем
не сверхъестественный.
А поскольку при этом вышло, что его критическая масса в миллион раз
превышена, тут кы-ык жвахнуло!
И сделалась от того жваха в земле такая дыра, что стекло туда без
остатка море Средиземное, а потом и Карибское.
А в небе, напротив, сделалась такая дыра, что солнцу в тот день
восходить стало не на что. И только если очень приглядеться, маячили в
бездне той дыры две ма-аленькие звездочки. И вовсе то были не звездочки, а
то сам мингер Ван-Кукук и дружок его десятипроцентный в парообразном
состоянии уносились в сторону своей "звезды", при том барахтаясь и весело
беседуя.
- Что, Мазепп? - вопрошал десятипроцентный. - Разве я не здорово тебе
помог? Разве не славную бульку мы отчубучили?
- Да уж! - отвечал трудящий грешник Ван-Кукук. - И помог ты мне так,
что вовек больше помощь не надобна, и бульку мы отчубучили наиславнейшую!