"Александр Щербаков. Кукушонок (Авт.сб. "Змий")" - читать интересную книгу автора

Мысленно поздравив меня с таким блестящим успехом, тайная ученая братия
вернулась к своим меркантильным заботам.
"Звезда Ван-Кукук" могла поставлять на Землю уран в неограниченном
количестве хоть сто лет. Но кому и на что нужен "снулый уран"? Уран нужен
бодрствующий, на подхвате. Так не изволят ли господа ученые изобрести
способ растолкать соню и заставить его работать так, как, самоизводясь,
жарко трудится его брат-близнец? И господа ученые взялись за дело.
И вся эта змеиная свадьба, заткнутая мятым пипифаксом алхимическая
колба с кипящими мозгами - вальяжно подрагивала на горбу
одного-единственного человека, моего славного битюга, который ничего об
этом не знал, копошился в металлической щели где-то за орбитой Марса и, по
горло в собственных отходах, рубил аккуратными полукубометрами чудесный
"ванкукукиш". Рубил и свято верил, что стоит собрать двух-трех умных
ребят, тряхануть любую на выбор глыбу и - вот оно, старательское счастье!
Хочешь личные висячие сады - на висячие сады; хошь причал, мощенный
лобанчиками, - на причал; хошь умереть со скуки и назавтра воскреснуть - и
это тебе обеспечат, да еще спросят, в каком виде желательно воскреснуть. В
виде белого лебедя с алмазной короной? - пожалуйста! Кретинизм, чистой
воды кретинизм! Битюжьи грезы!
Гужует битюг свои тонны, гужует, а искушение растет. Сон на сон и еще
на сон - получается на ощупь вроде близкой яви. И притом лучшие годы
вот-вот изойдут - не воротишь.
И срывается с места честной старатель мингер Максимилиан Йозепп
Ван-Кукук, несвычно молотит враздробь золочеными крылышками, подгребает к
матери-планете и бухается мешком в подставленное кресло. Бухается,
ошарашенно башкой вертит, подлокотнички щупает, не золотые ли. И слышит:
был бы ваш уран ураном - и подлокотнички были бы золото-золотом. А так -
извините, скажите спасибо, что не в луже сидите. И до лужи вам, мингер,
совсем недалеко: спит ваш снуленький и просыпаться не собирается. Как ни
бьемся, нам его не разбудить.
И взвыл мингер, и всех - по-старательски, с гибами-перегибами, на все
боки. Дураки вы все и жлобы! А где ж он, мой единственный, мой
взаправдашний компаньон, друг десятипроцентный, который все это наворожил,
над которым вы десять лет хиханьки строили, пока сами перед ним не
облажались? Вы головы? Вы не головы, на таких головах у павианов хвосты
растут. Он голова! Он за всех вас все понял и сообразил, что к чему. Я
ваши дипломы из рамочек повыдеру, все ваши отчеты из сейфов повытряхну, и
вы сами, вы только на то и годитесь, скатаете из них надобный рулончик,
нет, два рулончика, на всю жизнь их хватит мне и милому дружку
десятипроцентному, подать мне сюда рапорт, где он, что он, каково
живет-радуется и так ли вы его опекали, как было вам сказано!
И попер на дружка мингер, сгреб в объятия, облил слезой дружочков
траченый ливер и взмолился; "Расколдуй, что наколдовал!"
Повез он дружка в незнамые горы, дремучие леса, а там стоит избушка на
курьих ножках. Внутри - печки-лазеры одна в другой дырки пекут,
суперпроцессоры хлам на полках переставляют, а на пороге, встречая дорогих
гостей, согнулся в полупоклоне подпольный доктор наук и тутошних
крыс-пауков, муфлонов-куланов заправила, их долботронство Недобертольд
Шварц, а при нем супруга его Элиза.
Побродил друг десятипроцентный по избушке, об то споткнулся, об се