"Андрей Щупов. Путь" - читать интересную книгу автора

желании. Он обязан был ехать! И он, этот должник, наверняка уже мок
где-нибудь под дождем, дрожа от холода и ветра, ругая нашего водителя за
медлительность, с трепетом предвкушая тепло нашего салона.
Первым встревожился дядюшка Пин. Захватив с собой мешок с вяленой
рыбой, он протолкался к водителю и через узенькое окошечко начал быстро
что-то ему втолковывать. Шофер слегка повернул голову, опытным взором
оценил принесенный мешок, и весь салон, затаив дыхание, оглядел невзрачный
мешочек глазами водителя. За ходом переговоров следили с напряженным
вниманием. Он выглядел таким рубахой-парнем - хозяин нашей крепости на
колесах, так ловко вел махину-автобус и так белозубо улыбался, что мы
почти успокоились. Дядюшка Пин, умеющий жалобно пересказывать чужие
истории и красочно жестикулировать, конечно, сумеет убедить его пропустить
одну остановку и не останавливаться. Мыслимое ли дело! Уже сейчас в рокоте
двигателя слышались надсадные нотки, поручни трещали, угрожая оборваться,
а из-за душной тесноты лица людей сочились жаркой влагой, кое-кто, не
выдерживая, сползал в обморок и к нему спешили с холодными компрессами...
Мы так уверили себя в дипломатических способностях дядюшки Пина, что
объявление, сделанное рубахой-парнем через скрытые динамики, повергло нас
в шок.
- Все остановки - точно по графику! А будет кто еще советы давать,
высажу к чертям собачьим!..
Подавленный и избегающий взглядов, дядюшка незаметно вернулся на
место.
Не помню, как долго мы молчали. При определенных условиях настроение
портится крепко и надолго. Тучи и грозовая хмарь проникли сквозь стекла и
вились теперь под низким запотевшим потолком. Всеобщая подавленность
мешала растворить окна, и мы продолжали мучиться в духоте, питая мозг
самыми мрачными фантазиями, только теперь в полной мере сознавая
собственное бессилие. И далеко не сразу мы заметили маленький заговоривший
ящичек. Но так или иначе он неведомым образом засветился и заговорил,
умело привлекая внимание, и даже в этой немыслимой тесноте жители Лагуны
подпрыгнули от изумления. Ничего подобного мы никогда не видели. Лишь один
Уолф нашел в себе силы сохранить подобие невозмутимости и с усилием
пробормотал.
- Кажется, это телевизор.
Он выдал нам это заковыристое словечко, но, похоже, и сам не был до
конца уверен в сказанном. Поворотившись ко мне, он пояснил:
- Старик Пэт как-то рассказывал о таком...
Рассказывал или не рассказывал об этом Пэт, но факт оставался фактом
- мы были потрясены. Похожий на зеркальце экран ящичка с немыслимой
легкостью куролесил по всему свету, показывая знойные острова и
заснеженные равнины, людей самого причудливого цвета и телосложения,
невиданные деревья и высокие, в сотни этажей дома. Крохотный,
приоткрывшийся нам мир, несмотря на свою малость, поглотил нас целиком.
Отныне Пин с тетушкой Двиной, Леончик и вся ватага Лиса день-деньской
проводили у телевизионного чуда. Поскольку я продолжал оставаться самой
любимой после телевизора игрушкой, то, само собой, я попадал в первые
зрительные ряды на чьи-нибудь особенно удобные колени. Очень часто рядом
оказывалась Чита. На время просмотра передач у нас негласно
устанавливалось подобие перемирия. Впрочем, перемирие перемирием, но кровь