"Андрей Щупов. Гамма для старшекласников" - читать интересную книгу автора

как быть с водостоком? Труба от силы - сантиметров семь или десять в
диаметре. Одно мое предплечье куда толще. Я не говорю о туловище. Я не
говорю о животе! А тот генерал? Неужели и он ползет вместе с нами?
И снова я проморгал ответственный момент. Довольно грубо меня
ухватили за ногу и дернули.
- Наверх же, олух!
Труба разветвлялась, и, должно быть, дернувший меня за ногу был прав.
Во всяком случае я не стал спорить и решил поверить ему на слово. А через
пару минут я уже сидел в ванне. Перепачканное лицо, волосы, оскверненные
какой-то слизью, измятая одежда. И все равно я чувствовал огромное
облегчение. Все кончилось. Перебродив, компот трансформировался в вино. Я
сидел в собственной ванне, я слышал приглушенную ругань соседей. Мгла
окружала со всех сторон, но я не сомневался: события перебросили
незадачливого путешественника на родину, домой. В отличие от многих бродяг
я люблю путешествовать с одним непременным условием - всегда возвращаться.
В данном случае я перехитрил всех и даже самого себя. Холод, который я
предсказывал на завтра, уже миновал. Пространство, вобравшее меня,
причислялось уже к иному времени. Здешнее время еще хранило тепло. Еще или
уже...



ФА-ДИЕЗ

Разумеется, я отправился в гости. Выпасть из законного времени - в
каком-то смысле означает потерять себя. Если это происходит в коллективе,
можно укрыться в безлюдных пещерах, если потеря настигает в одиночестве,
значит, бьет час выходить в люди. Именно там - в вереницах необязательных
разговоров, среди пирамидальных салатных холмов и лениво-безучастных
тортов вдруг обнаруживаешь с удивлением свое крохотное "я". И возвращается
былая запальчивость, возрождается тяга к несбыточному, приходит знание
того, что ложка - существо одноклеточное и по роду своему мужское, а вилка
- напротив, обязательно дама - с грациозно изогнутой спинкой, всегда
вприщур и остро нацеленная, готовая прижать и ужалить. И только в гостях
взираешь на часы с оттенком снисходительности. То, что может все, не в
состоянии уничтожить таинство посиделок. Ради этого я хожу в гости. И по
этой же причине не беру с собой фотоаппарата.
Когда-то я любил снимать публику на дымчато-голубые ленты. Дырочки
перфорации вызывали во мне священный трепет. Я закупал бездну фотомелочей
и спешил запереться в своей крохотной, подсвеченной красным фонарем
лаборатории. Но с некоторых пор любовь моя несколько приувяла. Я
заподозрил, что дни рождений, на которых я без устали работал затвором,
мало-помалу превращаются в дни моих фотографий. Праздник претерпевал
странный перелом, и меня начинали таскать из угла в угол, желая
запечатлеть свои незамысловатые позы и улыбки. Иногда мне просто некогда
было поесть, зато и почести мне оказывались почти как имениннику. О нем,
кстати, успевали забыть. На слуху было только имя фотографа. Странный
азарт охватывал гостей, - в них пробуждались актерские качества, и каждый
в меру своей фантазии старался изобразить что-нибудь особенно вычурное.
Багроволицые кавалеры в тройках и галстуках становились на голову, кто-то