"Гарри Поттер и Орден Феникса (народный перевод)" - читать интересную книгу автора (Роулинг Джоан)

Глава 30 Грауп

История полета Фреда и Джорджа на свободу пересказывалась так часто за следующие несколько дней, что Гарри мог бы сказать, что это скоро станет материалом Хогвардской легенды: в течение недели даже те, кто были свидетелями, были убеждены наполовину, что они видели близнецов спикирующих на Амбридж на их метлах и закидывающих ее навозными бомбами перед тем как выскочить за двери. Немедленным следствием их отъезда была большая волна разговоров о подражании им. Гарри часто слышал, как студенты высказывались в таком духе: "Честно, несколько дней я только и испытываю желание запрыгнуть на мою метлу и убраться из этого места, " или: "Еще один урок подобный этому и я и впрямь сделаю как Уизли.".

Фред и Джордж позаботились о том, чтобы никто не забыл их слишком скоро.

Во-первых, они не оставили инструкции о том, как удалить болото, которое теперь заполнило коридор на пятом этаже восточного крыла. Амбридж и Филч очень старались, пробуя различные средства удаления оного, но безуспешно. В конце концов область была оставлена так и Филч, неистово скрипя зубами, принял на себя задачу перевоза студентов через болото к их классным комнатам. Гарри был уверен, что преподаватели как, например, МакГонагалл или Флитвик могли бы удалить болото в момент, но, также, как в случае Свистоударов Дикой Природы Фреда и Джорджа, они, казалось, предпочитали наблюдать за борьбой Амбридж.

Кроме того, были два больших отверстия в форме метлы в двери кабинета Амбридж, через которые «Чистометы» Фреда и Джорджа пробились, чтобы воссоединиться со своими хозяевами. Филч установил новую дверь и удалил «Молнию» Гарри в темницу, где, по слухам, Амбридж установила вооруженного охранника-тролля, чтобы стеречь ее. Однако ее проблемам было далеко до завершения.

Вдохновленное примером Фреда и Джорджа, большое количество студентов теперь соревновалось за, с недавних пор, свободные места Главных Нарушителей.

Спокойствия. Несмотря на новую дверь, кто-то сумел запустить волосатого храпящего Нюхача в кабинет Амбридж, который быстро разорвал все в клочки в своем поиске светящихся предметов, прыгал на Амбридж, когда она входила и пытался грызть кольца на ее коротких пальцах. Навозные бомбы и Шарики-вонючки были так часто разбросаны в коридорах, что это стало новой модой для студентов, чтобы испробовать на себе Чары Пузырь-Головы перед выездными уроками, которые гарантировали им избыток свежего воздуха, даже при том, что это давало им специфическое ощущение ношения на голове аквариумов с золотыми рыбками вверх тормашками.

Филч бродил по коридорам с хлыстом, готовым в его руках, и с отчаянной решимостью ловить негодяев, но проблема была в том, что теперь их было так много, что он никогда не знал в какую сторону повернуться. Инквизиторская.

Группа пыталась помогать ему, но странные вещи продолжали случаться с ее членами. Уоррингтон из слизеринской команды по квиддичу прибыл в больничное крыло с ужасной жалобой на кожу, которая выглядела, как если бы он был покрыт кукурузными хлопьями; Пэнси Паркинсон, к удовольствию Гермионы, пропустила все уроки следующий день, из-за того что у нее выросли рога.

Тем временем стало ясно только сколько коробок Чешущих Лакомств Фред и Джордж сумели продать перед отъездом из Хогвардса.

Стоило Амбридж только войти в ее класс, как студенты собирались там, чтобы падать в обмороки, рвать, биться в приступах лихорадки или пускать струи крови из обеих ноздрей. Вопя от гнева и расстройства, она попыталась прослеживать таинственные признаки до их источника, но студенты говорили ей упрямо, что они страдают от «амбриджита». После задержания четырех классов подряд и потерпев неудачу в попытке обнаруживать их тайну, она была вынуждена уступить и позволить кровоточащим, падающим в обмороки, потеющим и вырывающим студентам толпами уходить с ее уроков.

Но даже пользователи Лакомств не могли конкурировать с тем мастером хаоса, Пивзом, который, казалось, принял прощальные слова Фреда близко к сердцу (вариант: всерьез). Кудахча безумно, он скакал через школу, переворачивая вверх ногами столы, взрывая доски, сваливая статуи и вазы; дважды он запирал миссис Норрис внутри рыцарских доспехов, из которых она, громко воя, была спасена разъяренным опекуном. Пивз разбивал фонари и задувал свечи, развлекался, играя горящими факелами над головами кричащих студентов, сваливал аккуратно сложенные груды пергамента в огонь или из окон; затопил второй этаж, когда вытянул все пробки из ванных, спустил мешок тарантулов в середине Большого Зала во время завтрака и, всякий раз, когда он представлял себе перерыв, проводил часы, проплывая за Амбридж и громко выдувая пузыри всякий раз, когда она заговаривала.

Никто из штата кроме Филча, казалось, не вмешивался, чтобы помочь ей.

Действительно, спустя неделю после отъезда Фреда и Джорджа Гарри заметил профессора МакГонагалл, проходящую мимо Пивза, который решительно ослаблял хрустальную люстру, и Гарри мог поклясться, что он слышал, как она сообщила полтергейсту уголком рта: "Это отвинчивается в другую сторону.".

Что касается капитана, Монтагью все еще не оправился от своего пребывания в туалете; он остался смущенным и дезориентированным, и его родителей увидели однажды утром во вторник, они шагали твердым шагом и выглядели чрезвычайно сердитыми.

— Мы должны кое-что сказать? — спросила Гермиона взволнованным голосом на уроке Заклинаний, подпирая щеку напротив окна так, чтобы видеть мистера и миссис Монтагью, шагающих внутри. — О том, что случилось с ним? В случае, если это поможет мадам Помфри вылечить его?

— Конечно нет, он очухается, — сказал Рон безразлично.

— Так или иначе, больше неприятностей Амбридж, не так ли? — сказал Гарри удовлетворенным голосом.

Он и Рон оба стукнули по чайным чашкам, которые, как предполагалось, они должны были заколдовать своими палочками. Гарри исторг из своей чашки четыре очень коротких ноги, которые не могли достать стола и бессмысленно извивались в воздухе. Рон вырастил четыре очень тонких веретенообразных ноги, которые приподняли кубок над столом с большим трудом, подрожали в течение нескольких секунд, затем свернулись, отчего кубок раскололся пополам.

— Репаро, — произнесла Гермиона быстро, исправляя кубок Рона с мановением своей палочки. — Это очень хорошо, но что если Монтагью останется таким навсегда?

— Кому какое дело? — сказал Рон раздраженно, в то время как его чайная чашка, снова пьяно встала, яростно дрожа в коленях. — Монтагью не должен был пытаться забрать все те очки у Гриффиндора, не так ли? Если тебе не о чем волноваться, Гермиона, волнуйся обо мне!

— О тебе? — сказала она, ловя свой кубок, поскольку он радостно побежал поперек стола на четырех крепких небольших ивоподобных ногах, и ставя его перед собой. — почему я должна волноваться о тебе?

— Когда следующее мамино письмо наконец пройдет через процесс экранирования Амбридж, — сказал Рон горько, теперь поддерживая свою чашку, в то время как ее хилые ноги слабо пытались удержать ее вес, — у меня будут большие неприятности. Я не удивлюсь, если она послала еще одну Вопилку.

— Но…

— Это будет моя вина, что Фред и Джордж уехали, вот подождите, сказал Рон мрачно. — Она скажет, что я должен был остановить их отъезд, я должен был схватил концы их метел и повиснуть на них или еще что-то… да, это все будет моя вина.

— Ну, если она так скажет, это будет очень несправедливо, ты не мог сделать ничего! Но я уверена, что она так не скажет, я имею ввиду, если это действительно правда, что у них есть помещение в Диагоновом Переулке, они, должно быть, планировали это целую вечность.

— Да, вот еще и это, как они получали помещение? — сказал Рон, так тяжело поразив свою чайную чашку палочкой, что ее ноги разрушились снова, и она лежала дергаясь перед ним. — Это немного хитро не так ли? Им потребуются кучи галлеонов, чтобы они могли позволить себе арендную плату за место в Диагоновом Переулке. Она захочет знать, что они сделали, чтобы достать такие деньги.

— Ну, да, я тоже хотела бы, — сказала Гермиона, позволяя своей чайной чашке описывать трусцой небольшие аккуратные круги вокруг чашки Гарри, короткие небольшие ноги которой были все еще неспособны коснуться рабочего стола, — меня интересует, убедил Мундунгус их продавать украденные товары или что-то еще ужасное.

— Нет, — кратко сказал Гарри.

— Откуда ты знаешь? — спросили Рон и Гермиона вместе.

— Это потому, — Гарри колебался, но момент, чтобы признаться наконец, казалось, настал. Не имело смысла продолжать хранить молчание, если это означало, что любой мог подозревать Фреда и Джорджа в преступлениях. Потому что они получили это золото от меня. Я дал им мой выигрыш Турнира Трех Волшебников в прошлом июне.

Воцарилось напряженная тишина, потом чайная чашка Гермионы, пробежала прямо по краю стола, упала на пол и разбилась.

— О, Гарри, ты этого не делал! — воскликнула она.

— Нет, я это сделал, — сказал Гарри мятежно. — И я даже не жалею об этом. Я не нуждался в золоте, а они будут превосходно управлять магазином Волшебных Шуток.

— Но это прекрасно! — вид у Рона был взволнованный. — Это все — твоя вина, Гарри, мама вообще не сможет обвинять меня! Можно рассказать ей?

— Да, я полагаю, это было бы лучше, — тупо произнес Гарри, — особенно если она думает, что они достают украденные котлы или что-то в этом роде.

Гермиона не произнесла ни слова до конца урока, но у Гарри было предчувствие, что это затишье перед бурей. И точно, как только они вышли из замка на перерыв и стояли вокруг на слабом майском солнце, она поймала взгляд Гарри и открыла рот, уже набрав воздуха.

Гарри прервал ее прежде, чем она даже начала.

— Бессмысленно ворчать на меня, это уже сделано, — он сказал твердо. Фред и Джордж получили золото, потратили солидную часть его, к тому же я не могу забрать его у них, да и не хочу. Так побереги свое дыхание, Гермиона.

— Я не собиралась ничего говорить о Фреде и Джордже! — сказала она осипшим голосом.

Рон недоверчиво фыркнул, и Гермиона бросила на него очень грозный взгляд.

— Нет, я не об этом! — сердито сказала она. — На самом деле, я хотела спросить Гарри, когда он собирается вернуться к Снейпу и попросить побольше уроков Перезаграждения!

Сердце Гарри упало. Как только они исчерпали тему драматического отъезда Фреда и Джорджа, которая по общему мнению заняла много времени, Рон и Гермиона захотели услышать новости о Сириусе. Поскольку Гарри не доверил им причину, по которой он хотел первым делом поговорить с Сириусом, ему трудно было решить, что им можно сообщить; но в конце рассказа он признался, что.

Сириус потребовал от Гарри возобновить уроки Перезаграждения. И тут же пожалел об этом; Гермиона не позволяла этой теме угаснуть и продолжала возвращаться к ней, когда Гарри менее всего ожидал этого.

— И не рассказывай мне, что тебе перестали сниться странные сны, говорила Гермиона теперь, — потому что Рон сказал мне, что ты прошлой ночью снова бормотал что-то во сне.

Гарри бросил на Рона разъяренный взгляд. Вид у Рона был смущенный и пристыженный.

— Ты совсем немножко бормотал, — проговорил он извиняющимся тоном. Что-то вроде "еще чуть-чуть дальше".

— Мне снилось, что я смотрю, как ты играешь матч по квиддичу, жестоко соврал Гарри. — Я пытался подсказать тебе потянуться чуть-чуть дальше, чтобы захватить Квоффл.

Уши Рона покраснели. Гарри почувствовал своего рода мстительное удовольствие; ему конечно не снилось ничего подобного.

Прошлой ночью он еще раз сделал вылазку в коридор Тайного Отдела. Он прошел через круглую комнату, потом комнату, полную щелкающего и пляшущего света, пока он не оказался снова внутри той пещеровидной комнаты, заполненной полками, на которых располагались пыльные стеклянные шары.

Он поспешил прямо к ряду номер девяносто семь, повернул налево и побежал вдоль ряда… вероятно тогда-то он и говорил вслух… еще чуть-чуть дальше… поскольку он чувствовал, что его сознание само борется, чтобы пробудиться… и прежде, чем он достигнет конца ряда, он снова окажется в кровати, пристально глядя на полог, свисающий с четырех сторон.

— Ты пробуешь блокировать разум, не так ли? — спросила Гермиона, глядя на Гарри сияющими глазами. — Ты продолжаешь ходить на Перезаграждение?

— Конечно, — сказал Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал так, как будто он счел этот вопрос оскорбительным, но вместе с тем, избегая ее взгляда.

Правда была в том, что его любопытство было так сильно, и ему так хотелось узнать, что было скрыто в той комнате, полной пыльных шаров, что он весьма сильно желал, чтобы его сны продолжались.

Проблема была в следующем: оттого что всего меньше месяца осталось до экзаменов и каждый свободный момент был посвящен повторению, его разум, казалось, был настолько насыщен информацией, что когда он ложился спать, ему было очень трудно уснуть вообще; и когда он все же засыпал, его переутомленный мозг представлял ему в большинстве ночей глупые сны об экзаменах. Он также подозревал, что часть его разума — та часть, которая часто говорила голосом Гермионы — теперь чувствовала себя виноватой в случаях, когда его сознание блуждало по коридору, заканчивающемуся черной дверью, и стремилась пробуждать его прежде, чем он мог достичь конца пути.

— Знаешь, — сказал Рон, чьи уши все еще пылали красным, — если Монтагью не оправится до того как Слизерин будет играть с Хаффлпаффом, у нас может быть шанс завоевать Кубок.

— Да, наверное, — сказал Гарри, радуясь перемене темы.

— Я имею ввиду, что мы выиграли одну игру и проиграли одну — если Слизерин проиграет Хаффлпаффу в следующую субботу…

— Да, верно, — сказал Гарри, теряя нить разговора о том, с чем он соглашается. Чоу Чанг только что прошла через внутренний двор, решительно не глядя на него.

Заключительный матч сезона по квиддичу, Гриффиндор против Рэвенкло, должно было произойти в последние выходные мая. Хотя Слизерин был с незначительным перевесом побежден Хаффлпаффом в их прошлом матче, Гриффиндор не смел надеяться на победу, в результате главным образом (хотя конечно никто не говорил это ему) печального вратарского рекорда Рона. Он, однако, казалось, не терял оптимизма.

— Я полагаю, я не могу стать еще хуже, верно? — мрачно заметил он Гарри и.

Гермионе за завтраком утром в день матча. — Нам нечего терять теперь, не так ли?

— Знаешь, — сказала Гермиона, когда она и Гарри немного позже спустились к месту матча посреди очень возбужденной толпы, — я думаю, что Рон мог бы добиться большего успеха если бы Фред и Джордж не крутились рядом. Они никогда ему до конца не доверяли.

Луна Лавгуд настигла их с чем-то похожим на живого орла, взгромоздившегося на ее голову.

— О, черт возьми, я забыла! — воскликнула Гермиона, наблюдая за орлом, шевелящим крыльями, поскольку Луна шла прямо мимо группы болтающих и указывающих на нее слизеринцев. — Чоу будет играть, не так ли?

Гарри, который не забыл об этом, просто хрюкнул.

Они нашли места в верхнем ряду трибун. Был прекрасный, ясный день; Рон не мог желать лучшего, и Гарри надеялся несмотря ни на что, что Рон больше не даст слизеринцам повода для скандирования "Уизли — наш Король".

Комментировал, как обычно, Ли Джордан, который был очень удручен с тех пор как Фред и Джордж уехали. Когда команды вылетели на поле, он называл имена игроков гораздо с меньшим, чем всегда, удовольствием.

— Брэдли… Дэвис… Чанг, — объявил он, и Гарри, почувствовал, что его желудок как будто перевернулся, когда Чоу вылетела на поле, и ее блестящие черные волосы слегка развевались от небольшого бриза. Он не был уверен, чего он хотел больше, кроме того, он не мог выдержать больше ссор. Даже вид ее оживленной беседы с Роджером Дэвисом, когда они готовились установить метлы, причинял ему только боль ревности.

— И они дальше! — комментировал Ли. — И Дэвис стремительно ловит Квоффл, Капитан Рэвенкло Дэвис с Квоффлом, он уходит от Джонсон, он обходит Белл, он обходит также Спиннет… он идет прямо к цели! Он собирается бросать — и… и…

— Ли очень громко выругался. — И он забивает гол.

Гарри и Гермиона застонали вместе с остальными гриффиндорцами. Как и следовало ожидать, слизеринцы на другой стороне трибун начали ужасно петь:

Уизли ничего не может сохранить, кольцо всего одно не в силах защитить!

— Гарри, — проговорил хриплый голос Гарри в ухо. — Гермиона…

Гарри оглянулся вокруг и увидел огромное бородатое лицо Хагрида, протискивающегося между сиденьями. Очевидно, он пришел сюда вдоль заднего ряда, предназначенного для первокурсников и второкурсников, мимо которых он только что прошел, и на которых кидал сердитые взгляды. Почему-то Хагрид согнулся пополам, как будто беспокоясь и стараясь не быть замеченным, хотя он был все еще по крайней мере на четыре фута выше чем все остальные.

— Слушайте, — зашептал он, — можете, это, пойти со мной? Сейчас? Пока все смотрят матч?

— Ээ… разве это не может подождать, Хагрид? — спросил Гарри. — Пока не закончится игра?

— Нет, — сказал Хагрид. — Нет, Гарри, это должно быть сейчас… в то время когда все глядят в другом направлении… пожалуйста?

Из носа Хагрида мягко капала кровь. Оба его глаза чернели. Гарри не видел его вблизи еще с возвращения в школу; он выглядел крайне удрученным.

— Конечно, — ответил Гарри сразу, — конечно, мы пойдем.

Он и Гермиона поспешили назад вдоль своего ряда кресел, вызывая много ворчания среди студентов, которые должны были вставать из-за них. Люди в ряду Хагрида не жаловались, а просто пытались сделаться как можно меньше.

— Я ценю это, знайте вы оба, я действительно ценю это, — сказал Хагрид, когда они достигли лестницы. Он продолжал нервно смотреть вокруг, когда они спустились вниз к лужайке. — Я надеюсь только, что она не заметила, что мы ушли.

— Ты имеешь ввиду Амбридж? — спросил Гарри. — Она не заметит, у нее есть целая Инквизиторская Группа, сидит с нею, разве ты не видел? Она должна быть готова к неприятностям во время матча.

— Да, ну, в общем, немного неприятностей ей не повредят, — заметил Хагрид, останавливаясь, чтобы оглядеть края трибун, дабы удостовериться, что лужайка между ними и его хижиной свободна. — Дайте нам побольше времени.

— Что случилось, Хагрид? — спросила Гермиона, посмотрев на него с обеспокоенным выражением лица, когда они поспешили через лужайку к краю Леса.

— Да-да, сейчас увидишь, — ответил Хагрид, просмотрев через плечо, поскольку громкий рев поднялся от трибун позади них. — Эй, кто-то только что забросил мяч?

— Должно быть, Рэвенкло, — проговорил Гарри тяжело.

— Хорошо… хорошо… — сказал Хагрид встревоженно. — Это хорошо…

Им пришлось бежать трусцой, чтобы не отставать от него, когда он шагал через лужайку, оглядываясь вокруг с каждым шагом. Когда они дошли до его хижины, Гермиона автоматически свернула налево, направляясь к двери. Хагрид, однако, прошел прямо, мимо двери, в тень деревьев на самом краю Леса, где он поднял арбалет, который был прислонен к дереву. Когда он понял, что они больше не с ним, он обернулся.

— Мы идем туда, — сказал он, дернув своей косматой головой назад.

— В Лес? — спросила Гермиона, озадаченная.

— Да, — ответил Хагрид. — Идемте же, быстрее, пока нас не остановили!

Гарри и Гермиона переглянулись, затем двинулись, пригнувшись, под сень деревьев за Хагридом, который, уже удалившись от них, шагал в зеленый мрак с арбалетом в руке. Гарри и Гермиона побежали, чтобы догнать его.

— Хагрид, почему ты вооружен? — спросил Гарри.

— Всего лишь предосторожность, — заявил Хагрид, пожимая своими массивными плечами.

— Ты не брал с собой арбалет в тот день, когда показывал нам Тестралов, — заметила Гермиона робко.

— А, ну, в общем, мы не заходили тогда так далеко, — сказал Хагрид. Так или иначе, это было до того, как Фиренз ушел из Леса, верно?

— А почему уход Фиренза что-то меняет? — спросила Гермиона с любопытством.

— Потому что другие кентавры, здорово сердятся на меня, вот почему,

Спокойно пояснил Хагрид, оглядываясь вокруг. — Они привыкли быть… ну, нельзя назвать их дружественными, но мы неплохо ладили. Они занимались своим делом, я — своим, но я мог обратиться к ним, если хотел. Теперь уж не так.

Он глубоко вздохнул.

— Фиренз сказал, что они злы на него, из-за того, что он пошел работать к Дамблдору, — сообщил Гарри, споткнувшись о торчащий корень, потому что он отвлекся, наблюдая за профилем Хагрида.

— Да, — сказал Хагрид тяжело. — Ну, злы — это не оправдывает такое. Ruddy livid. Если бы я не вмешался, думаю, они бы запинали Фиренза до смерти…

— Они напали на него? — Гермиона казалась потрясенной.

— Да! — грубо сказал Хагрид, проталкиваясь сквозь несколько низко висящих ветвей. — На нем была половина стада!

— И ты остановил это? — спросил Гарри, пораженный и впечатленный. Сам?

— Конечно, а что же мне было делать, стоять и смотреть, как они его убивают что ли? — ответил Хагрид. — Счастье, что я проходил мимо, действительно… — И я думаю, что Фиренз должен помнить это, прежде чем посылать мне дурацкие предупреждения! — добавил он горячо и неожиданно.

Гарри и Гермиона переглянулись, пораженные, но Хагрид хмурился и не вдавался в подробности.

— Так или иначе, — добавил он, дыша немного тяжелее чем обычно, — с тех пор другие кентавры разозлились на меня, а проблема в том, что они очень влиятельны в Лесу… самые умные существа здесь.

— Это то, из-за чего мы здесь, Хагрид? — спросила Гермиона. Кентавры?

— Ах, нет, — сказал Хагрид, отрицательно покачав головой, — не, это не из-за них. Ну, конечно, они могут усложнить проблему, да… но вы увидите, что я имею ввиду, немного попозже.

На этом непонятном замечании он затих и прошел еще немного вперед, делая один большой шаг на каждые три их шага, так, что им было очень трудно не отставать от него.

Тропинка становилась все более и более заросшей, и деревья росли так близко друг к другу, по мере того как они шли все дальше и дальше в Лес, что было темно, как в сумерках. Они шли довольно долго, скоро прошли мимо опушки, где.

Хагрид показывал им Тестралов, но Гарри не тревожился, пока Хагрид неожиданно не сошел с дорожки и не начал прокладывать себе путь среди деревьев в темную чащу Леса.

— Хагрид! — окликнул его Гарри, пробираясь сквозь плотные заросли ежевики, через которые Хагрид переступал с легкостью, и помня очень ярко, что случилось с ним в тот другой раз, когда он сошел с лесной тропинки. Куда мы идем?

— Чуть-чуть дальше, — сказал Хагрид оборачиваясь. — Идем, Гарри… мы должны теперь держаться вместе.

Требовало больших усилий идти, не отставая от Хагрида, особенно через ветви и колючие заросли, сквозь которые Хагрид проходил так легко, как будто это была паутина, но которые цепляли одежду Гарри и Гермионы, часто запутывая их настолько сильно, что они должны были останавливаться и в течение нескольких минут освобождать себя. Руки и ноги Гарри скоро покрылись маленькими порезами и царапинами. Они были теперь так глубоко в Лесу, что иногда все, что Гарри мог видеть во мраке, была массивная темная фигура Хагрида перед ним. Любой звук казался угрожающим в приглушенной тишине. Хруст переломившегося прута, подхваченный громким эхо и самый крошечный шелест движения, даже если бы он мог быть вызван невинным воробьем, заставлял Гарри вглядываться в сумрак, ища преступника. Ему пришло в голову, что ему никогда не удавалось побывать в этом дальнем Лесу, не встретив какое-нибудь существо; их отсутствие показалось ему довольно зловещим.

— Хагрид, это ничего, если мы зажжем наши палочки? — сказала Гермиона спокойно.

— Ээ… хорошо, — прошептал Хагрид в их сторону. — На самом деле…

Внезапно он остановился и обернулся, чуть не сбив с ног Гермиону, шедшую прямо за ним. Гарри едва успел поймать ее перед тем, как она упала на землю.

— Может лучше мы остановимся на минуточку, тогда я смогу… ввести вас в курс дела, — предложил Хагрид. — Прежде, чем мы придем туда.

— Хорошо! — согласилась Гермиона, когда Гарри удержал ее на ногах. Они оба пробормотали:

— Люмос! — И концы их палочек загорелись. Лицо Хагрида выплыло из мрака в свете двух дрожащих лучей, и Гарри снова заметил, что тот выглядит возбужденным и грустным.

— Ну, — начал Хагрид. — Так… видите ли… дело в том…

Он вдохнул побольше воздуха.

— Ну, есть большая вероятность, что меня выгонят в любой день теперь, — сказал он.

Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга, потом снова на него.

— Но ты продержался так долго, — тут же возразила Гермиона, — что заставляет тебя думать…

— Амбридж считает, что это я подсунул ей в кабинет Нюхача.

— А это был? — сказал Гарри, раньше, чем смог остановить себя.

— Да нет конечно! — проворчал Хагрид с негодованием. — Если есть какие-то проблемы с волшебными существами, она сразу думает, что это имеет отношение ко мне. Ты ведь знаешь, что она ищет случая избавиться от меня с тех пор, как я вернулся. Я не хочу уходить, конечно, но если бы это не было для… ну…

Особые обстоятельства, как бы объяснить тебе, я ушел бы прямо сейчас, прежде, чем она найдет случай сделать это перед всей школой, как она сделала с Трелони.

Гарри и Гермиона оба издали протестующий звук, но Хагрид отстранил их с движением одной из своих огромных рук.

— Это не конец света, я смогу помогать Дамблдору, когда меня не будет здесь, я могу быть полезен Ордену. — А вы — у вас еще есть Граббли-Бланк, и вы прекрасно пройдете экзамены…

Его голос дрожал и срывался.

— Не волнуйтесь за меня, — сказал он торопливо, поскольку Гермиона сделала движение, чтобы погладить его руку. Он вытянул из кармана жилета огромный, в пятнах, носовой платок и вытер им глаза. — Смотрите, я мог бы не рассказывать вам это вообще, если бы я не был вынужден. Понимаете, если я уйду… ну, я не могу уйти, не… не рассказав кому-нибудь… потому что мне… мне нужна помощь вас обоих. И Рона, если он захочет.

— Конечно мы поможем тебе, — сразу заверил его Гарри. — Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Хагрид громко посопел и молча погладил Гарри по плечу с такой силой, что.

Гарри был ударился боком о дерево.

— Я знал, что ты согласишься, — сказал Хагрид в носовой платок, — но я… никогда… не забуду, что… ну… идем… еще немножко дальше до этого места… берегитесь, сейчас будет крапива…

Они шли на в тишине в течение еще пятнадцати минут; Гарри открыл было рот, чтобы спросить, сколько еще они должны идти, когда Хагрид отвел правую руку, сигнализируя, что они должны остановиться.

— Действительно легко — произнес он мягко. — А теперь тихонько…

Они продвинулись еще вперед, и Гарри увидел, что они вышли к большой, гладкой насыпи земли, почти такой же высокий, как Хагрид, поэтому он подумал, с толчком страха, что это наверняка логовище какого-нибудь огромного животного. Все деревья вокруг насыпи были вырваны с корнем, так, что она стояла на клочке голой земли, окруженном кучами стволов и ветвей, которые сформировали своего рода забор или баррикаду, позади которой Гарри, Гермиона и Хагрид теперь стояли.

— Спит, — вдохнул Хагрид.

Достаточно уверенно Гарри мог слышать отдаленный, ритмичный грохот, который звучал подобно паре огромных работающих легких. Он поглядел боком на.

Гермиону, которая пристально глядела на насыпь. Ее рот был приоткрыт. Она выглядела крайне испуганной.

— Хагрид, — спросила она шепотом, едва слышным из-за звуков спящего существа, — кто это?

Гарри нашел этот вопрос странным… "Что это?" — был тот вопрос, который он собирался задать.

— Хагрид, ты сказал нам — промолвила Гермиона, а ее палочка теперь дрожала в ее руке, — ты сказал нам, что ни один из них захотел прийти!

Гарри перевел взгляд с нее на Хагрида и затем, когда происходящее дошло до него, оглянулся назад на насыпь и чуть не задохнулся от ужаса.

Большая насыпь земли, на которой он, Гермиона и Хагрид могли легко стоять, перемещалась медленно вверх и вниз одновременно с глубоким, хрюкающим дыханием. Это была вообще не насыпь. Это была изогнутая спина того, что был ясно…

— Ну… нет… он не хотел приходить, — сказал Хагрид отчаянно. — Но я должен был привести его, Гермиона, был должен!

— Но почему? — спросила Гермиона, чуть не плача, — почему… что… о, Хагрид…

— Я знал, если я только верну его, — продолжал Хагрид, сам близкий к тому чтобы расплакаться, — и обучу его немножко манерам — я смогу вывести его отсюда и показать всем, он безопасен!

— Безопасен! — повторила Гермиона пронзительно, и Хагрид, сделал руками ужасно шумные успокаивающие движения, когда огромное существо перед ними громко хрюкнуло и зашевелилось во сне. — Он ранил тебя все это время, не так ли? Вот почему у тебя все эти раны!

— Он не знает собственную силу! — сказал Хагрид искренне. — И он становится лучше, он уже не дерется так много…

— Так, это то, из-за чего тебе потребовалось два месяца, чтобы добраться домой! — проговорила Гермиона встревоженно. — О, Хагрид, почему ты привел его, если он не хотел приходить? Разве он не был бы более счастлив со своим народом?

— Они все задирали бы его, Гермиона, потому что он такой маленький! ответил Хагрид.

— Маленький? — переспросила Гермиона. — Маленький?

— Гермиона, я не мог оставить его, — сказал Хагрид, и слезы теперь катились по его ушибленному лицу, исчезая в его бороде. — Понимаешь, он мой брат!

Гермиона так и уставилась на него, открыв рот.

— Хагрид, когда ты говоришь "брат", — произнес Гарри медленно, — ты подразумеваешь…?

— Ну, единокровный брат, — поправился Хагрид. Уже после меня мать завязала дружбу с другим великаном, когда она оставила меня папе, она ушла, и вот — Грауп здесь…

— Грауп? — переспросил Гарри.

— Да… ну, это, примерно так это звучит, когда он произносит свое имя, объяснил Хагрид с тревогой. — Он не говорит много по-английски… Я пытался научить его… в любом случае, она, похоже, любила его не больше чем меня. Понимаете, для великанш важно производить хороших больших детей, а он всегда был немного мелковат для великана — всего лишь шестнадцать футов…

— О, да, крошечный! — сказала Гермиона, со своего рода истеричным сарказмом.

— Абсолютно крохотный!

— Они все его били… Я просто не мог оставить его…

— Мадам Максим хотела привести его? — спросил Гарри.

— Она — ну, она могла видеть, что это важно для меня, — ответил Хагрид, крутя свои огромные руки. — Но… но она немного устала от него через некоторое время, я должен признать… так что мы расстались по приезду домой… она обещала не говорить никому, хотя…

— Как же вы привели его так, что никто не заметил? — спросил Гарри.

— Ну, вот почему это заняло так много времени, понимаете, — пояснил Хагрид.

— Мы могли идти только ночью да еще и через дикую страну… Конечно, он прячется довольно хорошо, когда он хочет, но ему все еще хочется обратно.

— О, Хагрид, почему же ты не позволяешь ему! — воскликнула Гермиона, шлепаясь на вывороченное дерево и закрывая лицо руками. — Что ты думаешь делать со свирепым великаном, который даже не хочет быть здесь!

— Ну, теперь, «свирепый» — это немного резко, — сказал Хагрид, все еще взволнованно вращая руками. Я признаю, что он может дать мне пару оплеух, когда он бывает в плохом настроении, но он становится все лучше, лучше понимает, хорошо успокаивается.

— Для чего тогда вон те веревки? спросил Гарри.

Он только что заметил веревки, толстые, как молодые деревья, протянутые вокруг стволов самых больших близлежащих деревьев к месту, где лежал Грауп и вьющиеся по земле к его спине.

— Ты должен держать его связанным? — слабо произнесла Гермиона.

— Ну… да… — сказал Хагрид с обеспокоенным видом. — Понимаешь, это… как я сказал… он действительно не знает собственной силы.

Гарри понял теперь, почему в этой части Леса было такое подозрительное отсутствие всякого живого существа.

— Так что же ты хочешь, чтобы Гарри, Рон и я сделали? — спросила Гермиона с опаской.

— Позаботьтесь о нем, — произнес Хагрид хрипло. — После того, как я уйду.

Гарри и Гермиона обменялись несчастными взглядами, Гарри с неловкостью осознал, что он уже обещал Хагриду сделать, что он попросит.

— Что… что это в точности включает? — спросила Гермиона.

— Не кормление или что-то в этом роде! — сказал Хагрид нетерпеливо. Он может сам добывать себе пищу, никаких проблем. Птицы там, олени… не, то, что ему нужно, это компания. Если бы я только мог знать, что кто-то беспокоится… пытается помочь ему немного… научить его, понимаете?

Гарри ничего не ответил, но обернулся, чтобы оглянуться назад на гигантскую фигуру, спящую на земле перед ними. В отличие от Хагрида, который просто напоминал несоразмерного человека, Грауп выглядел странно деформированным.

То, что Гарри принял за огромный мшистый валун слева от большой глиняной насыпи, теперь он распознал как голову Граупа. Она была намного больше по отношению к телу, чем человеческая голова, и было почти совершенно круглая и покрытая сильно вьющимися густорастущими волосами цвета папоротника. Край одного большого, мясистого уха была виден на верху головы, которая, казалось, сидела, совсем как у дяди Вернона, прямо на плечах с очень маленькой шеей между ними и головой, или вообще без всякой шеи. Спина, под которой виднелось что-то напоминающее грязную коричневатую блузу, сделанную из шкур животных, грубо сшитых вместе, была очень широка; и когда Грауп спал, она казалась немного натянутой в грубых швах, соединяющих шкуры. Ноги были согнуты под телом. Гарри мог видеть подошвы огромных, грязных, голых ног, большие как сани, лежащих одна на другой на земляном полу Леса.

— Ты хочешь, чтобы мы учили его, — произнес Гарри без всякого выражения.

Теперь он понял, что означало предупреждение Фиренза. Его попытка не удалась. Было бы лучше отказаться от этого. Конечно, другие существа, жившие в Лесу, могли слышать бесплодные попытки Хагрида обучить Граупа английскому языку.

— Да… даже если ты только поговоришь с ним немного, — подтвердил Хагрид с надеждой. — Потому что я рассчитываю, что если он сможет говорить с людьми, он лучше поймет, что все мы его любим и действительно хотим, чтобы он остался.

Гарри посмотрел на Гермиону, она поглядела на него в ответ из-за пальцев, которыми она все еще закрывала лицо.

— Ты, похоже, желал бы, чтобы мы вернули Норберта назад, не так ли? предположил он, и она засмеялась странным смехом.

— Вы сделаете это, и что тогда? — спросил Хагрид, который, казалось, не понял, что Гарри сказал только что.

— Мы… — произнес Гарри, уже связанный своим обещанием. — Мы попробуем, Хагрид.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, Гарри, — сказал Хагрид, сияя и плача одновременно и снова прикладывая к лицу свой носовой платок. — И я не хочу, чтобы ты проводил здесь слишком много времени, как… ведь я знаю, что у тебя экзамены…, если бы ты мог только заскакивать сюда в твоей Мантии-Невидимке возможно один раз в неделю, и немножко болтать с ним. Я разбужу его и представлю тебя.

— Ва — нет! — воскликнула Гермиона, подпрыгивая. — Хагрид, нет, не буди его, в этом действительно, нет необходимости…

Но Хагрид уже переступил через большой ствол дерева перед ними и переходил к Граупу. Когда он был приблизительно на расстоянии десять футов, он поднял с земли длинную, отломанную ветвь, успокоительно улыбнулся Гарри и Гермионе с высоты своих плеч, затем сильно ткнул Граупа концом ветви в середину спины.

Великан взревел, и этот рев отозвался эхом вокруг тихого Леса; птицы на верхушках деревьев над ними поднялись, щебеча, из своих убежищ и взлетели высоко. Перед Гарри и Гермионой, тем временем, гигантский Грауп поднимался с земли, которая задрожала, когда он уперся в нее своей огромной рукой, чтобы оттолкнуться и встать на колени. Он повернул голову, чтобы увидеть, кто и что потревожило его.

— Все в порядке, Граупи? — обратился к нему Хагрид заранее радостным голосом, двигаясь в обратном направлении с длинной ветвью, которую он поднял, готовый ткнуть Граупа снова. — Хорошо поспал, а?

Гарри и Гермиона отступили, насколько они могли, храня при этом великана в пределах видимости. Грауп становился на колени между двумя деревьями, которые он еще не выкорчевал. Они посмотрели в его страшно огромное лицо, которое напомнило серую полную луну, плавающую в мраке опушки. Оно было таким, как если бы его детали были высечены на большом каменном шаре. Нос был короткий и бесформенный, рот — кривой и полный деформированных желтых зубов размером с половину кирпича каждый; глаза, маленькие по великанским стандартам, были грязного зеленовато-коричневого цвета и сейчас были полуслипшиеся ото сна. Грауп поднял грязные суставы пальцев, каждый такой же большой как крикетный шар, к глазам, энергично протер их, потом, без предупреждения, оттолкнулся и встал на ноги с удивительной скоростью и проворством.

— О Боже! — услышал Гарри около себя испуганный визг Гермионы.

Деревья, к которым были прикреплены другие концы веревок, обвязанных вокруг запястий и лодыжек Граупа, скрипели зловеще. Он был, по словам Хагрида, по крайней мере шестнадцать футов в высоту. Пристально глядя вокруг мутным взглядом, Грауп протянул руку размером с пляжный зонтик, схватил птичье гнездо с верхних ветвей высокой сосны и перевернул его вверх дном с ревом очевидного разочарования, что в нем не было птицы; яйца, как гранаты, упали на землю, и Хагрид воздел руки над головой, чтобы защитить себя.

— Так или иначе, Граупи, — закричал Хагрид, глядя с опаской, не будут ли падать еще яйца, — я привел друзей, чтобы познакомить с тобой. Помнишь, я сказал тебе, что я мог бы? Помнишь, когда я сказал, что, возможно, а должен буду уехать в небольшую поездку и оставлю их заботится о тебе немного? Помнишь это, Граупи?

Но Грауп просто издал еще один низкий рев; было трудно сказать, слушал ли он Хагрида или даже сознавал ли он, что звуки Хагрида составляли речь. Он теперь схватил вершину сосны и потянул ее к себе, очевидно просто для удовольствия, наблюдая, как далеко она отскочит назад, когда он ее отпустит.

— Теперь, Граупи, не делай этого! — кричал Хагрид. — Вот, оказывается, как ты выдернул все остальные…

И достаточно ясно Гарри мог видеть землю вокруг корней дерева, начинающих ломаться.

— Я нашел для тебя компанию! — кричал Хагрид. — Компанию, понимаешь! Взгляни вниз, ты, большой клоун, я привел тебе друзей!

— О, Хагрид, не надо, — простонала Гермиона, но Хагрид уже подняла ветвь снова и уколол колено Граупа.

Великан отпустил верхушку дерева, которое тревожно качалось, осыпая Хагрида дождем сосновых игл, и посмотрел вниз.

— Это, — сказал Хагрид, спеша туда, где стояли Гарри и Гермиона, — это Гарри, Грауп! Гарри Поттер! Он сможет приходить к тебе, если мне придется уехать, понимаешь?

Великан только что осознал, что там были Гарри и Гермиона. Они наблюдали, с большим трепетом, как он опустил огромный валун своей головы, чтобы поглядеть на них мутным взглядом.

— А это — Гермиона, видишь? Ее… — Хагрид колебался. Повернувшись к Гермионе, он спросил, — Ты не возражаешь, если он будет называть тебя Герми, Гермиона? Просто это имя трудное для него, он его не запомнит.

— Нет, нисколько, — пискнула Гермиона.

— Это Герми, Грауп! Она собирается приходить к тебе! Разве не здорово? А? Два друга для тебя… ГРАУПИ, НЕТ!

Рука Граупа вылетела из ниоткуда прямо перед Гермионой; Гарри схватил Гермиону и потащил назад за дерево, так, чтобы кулак Граупа наткнулся на ствол, но закрылся, ухватив только воздух.

— ПЛОХОЙ МАЛЬЧИК, ГРАУПИ! — услышали они вопли Хагрида, в то время как.

Гермиона цеплялась за Гарри позади дерева, шатаясь и хныча.

— ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ МАЛЬЧИК! ВЫПУСТИ — АЙ!

Гарри высунул голову из-за ствола и увидел Хагрида, лежащего на спине, зажимая рукой нос. Грауп, очевидно теряя интерес, выпрямился и снова занялся оттягиванием сосны, наблюдая, насколько она оттянется.

— Хорошо, — невнятно произнес Хагрид, вставая и одной рукой зажимая свой кровоточащий нос, а другой хватая арбалет, — хорошо… ты… ты познакомился с ним… теперь он узнает тебя, когда ты вернешься. Да… хорошо…

Он посмотрел на Граупа, который теперь оттягивал сосну с выражением отрешенного удовольствия на его камнеподобном лице; корни скрипели, когда он отрывал их от земли.

— Ну, я думаю, достаточно на первый раз, — сказал Хагрид. — Мы будем… ээ… теперь приходить сюда, не так ли?

Гарри и Гермиона кивнули. Хагрид снова надел на себя арбалет и, все еще зажимая нос, двинулся обратно в чащу.

Некоторое время никто не произносил ни слова, даже тогда, когда они услышали отдаленное крушение, означавшее, что Грауп наконец выдернул сосну. Лицо Гермионы было бледно и неподвижно. Гарри же не мог сосредоточиться на какой-то отдельной мысли. Что же, спрашивается, может случиться, когда кто-нибудь выяснит, что Хагрид скрывает Граупа в Запретном Лесу? И он пообещал, что он, Рон и Гермиона полностью продолжат бессмысленные попытки Хагрида воспитать великана. Как мог Хагрид, даже с его огромной способностью заблуждаться, думая, что зубастые монстры всего лишь мило безопасны, вбить себе в голову, что Грауп будет когда-либо способен общаться с людьми?

— Держите это, — скомандовал Хагрид резко, как раз когда Гарри и Гермиона с трудом пробирались через толстые заросли гречи позади него. Он вытащил стрелу из колчана на плече и вставил ее в арбалет. Гарри и Гермиона подняли свои палочки; теперь, когда они прекратили идти, они также услышали движение рядом.

— О, blimey — сказал Хагрид спокойно.

— Я думал, что мы сказали тебе, Хагрид, — произнес глубокий мужской голос, — что ты больше не желателен здесь?

Голое туловище человека, казалось, в течение момента плыло к ним через пеструю зеленую полутьму; потом они увидели, что его талия гладко соединяется с каштановым телом лошади. У этого кентавра было гордое, высоко-скуластое лицо и длинные черные волосы. Как и Хагрид, он был вооружен; за его плечами были колчан полный стрел и длинный лук.

— Как дела, Магориан? — спросил Хагрид осторожно.

Деревья позади кентавра зашелестели и еще четверо или пятеро кентавров появились позади него. Гарри узнал чернотелого и бородатого Бэйна, с которым он встретился почти четыре года назад в ту же самую ночь, когда он встретил Фиренза. Бэйн не подал никакого знака, что он видел Гарри когда-либо раньше.

— Так, — объявил он с противной интонацией в голосе, перед тем, как обратиться непосредственно к Магориану. — Мы согласились, я думаю, что мы сделаем, если этот человек когда-либо покажется в Лесу снова?

— Этот человек теперь — это я, не так ли? — проворчал Хагрид с раздражением. — Только за то, что я не дал всем вам совершить убийство?

— Ты не должен был вмешиваться, Хагрид, — ответил Магориан. — Наши пути — не ваши пути, наши законы — не ваши законы. Фиренз предал и опозорил нас.

— Не знаю, как вы к этому пришли, — буркнул Хагрид нетерпеливо. — Он не сделал ничего, кроме помощи Альбусу Дамблдору…

— Фиренз вступил в рабство к людям, — промолвил серый кентавр с твердым, лицом с глубокими морщинами.

— Рабство! — повторил Хагрид зло. — Он сделал Дамблдору, одолжение, вот и все…

— Он продает наши знания и тайны людям, — продолжал Магориан спокойно. — Не может быть никакого возвращения от такого позора.

— Что ж, если ты так считаешь, — проворчал Хагрид, пожимая плечами, но лично я думаю, что ты совершаешь большую ошибку…

— Так как ты, человек, — сказал Бэйн, — вернулся в наш Лес, после того, как мы предупредили тебя…

— Теперь послушай меня, — заявил Хагрид сердито. Тоже мне, «наш» Лес, тебе-то не все ли равно? И тебя не касается, кто приходит сюда и уходит отсюда.

— Это больше не касается и тебя, Хагрид, — сказал Магориан гладко. — Я позволю тебе пройти сегодня, потому что ты сопровождаешь твоих юных…

— Они не его! — прервал Бэйн высокомерно. — Студенты, Магориан, из школы! Они вероятно уже извлекли пользу из обучения предателя Фиренза.

— Однако, — ответил Магориан спокойно, — резня жеребят — ужасное преступление, мы не трогаем невинных. Сегодня, Хагрид, ты пройдешь. Впредь оставайся далеко от этого места. Ты утратил дружбу кентавров, когда помог предателю Фирензу избежать нашей мести.

— Стану я держаться подальше от Леса из-за кучки старых мулов вроде вас! — громко сказал Хагрид.

— Хагрид, — позвала Гермиона высоким и испуганным голосом, когда Бэйн и серый кентавр стали царапать землю, — идем, пожалуйста, пойдем!

Хагрид двинулся вперед, но его арбалет был все еще поднят, а глаза все еще угрожающе взирали на Магориана.

— Мы знаем, что ты хранишь в Лесу, Хагрид! — кричал Магориан им вслед, когда кентавры уже скрылись из вида. — И наша терпимость уменьшается!

Хагрид обернулся и сделал движение, как будто хотел идти прямо назад к Магориану.

— Вы будете терпимы к нему столько, сколько он будет здесь, это его Лес точно также как и ваш! — вопил он, когда Гарри и Гермиона оба упирались изо всех сил в меховой жилет Хагрида, пытаясь остановить его движение. Все еще хмурясь, он посмотрел вниз; его выражение, сменилось некоторым удивлением при виде их обоих, толкающих его; он, казалось, не чувствовал этого.

— Успокойтесь, вы оба, — сказал он, поворачиваясь и продолжая идти, в то время как они задыхались позади него. — Старые мулы, всего лишь, а?

— Хагрид, — обратилась к нему Гермиона задыхаясь, обходя заросли крапивы, которые преграждали им путь, — если кентавры не хотят видеть людей в Лесу, действительно не похоже, чтобы Гарри и я смогли…

— Ах, вы слышали, что они сказали, — ответил Хагрид отрицательно покачав головой, — они не будут травмировать жеребят — я имею ввиду, детей. Так или иначе, мы не можем позволять нам быть изгнанными той шайкой.

— Хорошая попытка, — пробормотал Гарри Гермионе, которая выглядела удрученной.

Наконец они достигли дорожки и еще через десять минут, деревья начались становиться тоньше; они снова смогли увидеть куски ясного синего неба и расслышать вдалеке звуки приветствий и крика.

— Было еще гол? — спросил Хагрид, останавливаясь в просвете деревьев, когда Квиддичный стадион показался впереди. — Или вы думаете, что матч уже закончился?

— Я не знаю, — сказала Гермиона несчастным голосом. Гарри заметил, что она выглядела до последней степени потрепанной; ее волосы были полны прутьев и листьев, ее одежда была разорвана в нескольких местах и были многочисленные царапины на ее лице и руках. Он знал, что сам должно быть выглядит немногим лучше.

— Знаете, я думаю, он уже закончился! — заметил Хагрид, все еще косясь на стадион. — Взгляните, там люди уже выходят; если вы, двое, поторопитесь, вы вполне можете смешаться с толпой, и никто не узнает, что вас не было там!

— Хорошая идея, — согласился Гарри. — Ну… тогда до свидания, Хагрид.

— Я ему не верю, — произнесла Гермиона очень неустойчивым голосом, как только они оказались вне пределов слышимости Хагрида. — Я ему не верю. Я действительно не верю ему.

— Успокойся, — сказал Гарри.

— Успокойся! — повторила она лихорадочно. — Великан! Великан в Лесу! И мы, как предполагается, даем ему уроки английского! Всегда принимая во внимание, конечно, что мы можем натолкнуться на стадо убийственных кентавров на пути туда и обратно! Я — ему — не — верю!

— Мы пока еще не должны ничего делать! — Гарри пробовал заверять ее тихим голосом, поскольку они присоединились к потоку болтающих хаффлпаффцев, идущих впереди всех обратно к замку. — Он не просит, чтобы мы делали что-нибудь, если его не выгонят, а это не обязательно должно случиться.

— О, оставь это, Гарри! — сердито сказала Гермиона, застывая на месте, как мертвая, так, что люди позади были должны обходить ее. — Конечно его скорее всего выгонят, а если быть совершенно честными, после что мы только что видели, кого может обвинять Амбридж?

Повисла пауза, во время которой Гарри не отводил взгляда от нее и ее глаз, которые медленно наполнялись слезами.

— Ты не подразумевала это, — сказал Гарри спокойно.

— Нет… ну… хорошо… я не подразумевала это, — согласилась она, сердито вытирая глаза. — Но почему он должен настолько усложнять жизнь себе и нам?

— Не знаю…

Ура, Уизли — наш Король!

Ура, Уизли — наш Король!

О нет, он не пропустит Квоффл.

Ура, Уизли — наш Король…

— И еще я желаю, чтобы они прекратили петь эту дурацкую песню, сказала Гермиона несчастно, — разве они недостаточно злорадствовали?

Большой поток студентов продвигался по склону лужайки от места матча.

— О, давай войдем раньше, чем нам встретятся слизеринцы, — предложила Гермиона.

Уизли можно поручать.

Кольцо любое защищать.

Весь Гриффиндор поет: Ура!

Была прекрасная игра!

— Гермиона… — медленно произнес Гарри.

Песня становилась все громче, но она доносилась не от толпы зелено-серебренных слизеринцев, а от массы красного и золотого, которая медленно двигалась к замку, неся одинокую фигуру на множестве плечей.

Ура, Уизли — наш Король!

Ура, Уизли — наш Король!

О нет, он не пропустит гол,

Ура, Уизли — наш Король…

— Нет? — спросила Гермиона успокоенным голосом.

— ДА! — ответил Гарри громко.

— ГАРРИ! ГЕРМИОНА! — вопил Рон, махая серебренным кубком Квиддича в воздухе и оглядываясь вокруг себя. — МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! МЫ ПОБЕДИЛИ!

Они радостно улыбнулись ему, когда он прошествовал мимо. В дверях замка была толпа, и голове Рона грозило натолкнуться на перемычку, но никто, казалось, не хотел опустить его вниз. Все еще продолжая петь, толпа вливалась в вестибюль, исчезая из поля зрения. Гарри и Гермиона улыбаясь наблюдали, как они идут, пока последние отзвуки повторения "Уизли — наш Король" не замерли вдали. Тогда они обернулись друг к другу, и их улыбки исчезли.

— Мы оставим наши новости до завтра, не так ли? — сказал Гарри.

— Да, хорошо, — согласилась Гермиона устало. — Я никуда не тороплюсь.

Они поднялись по лестнице вместе. В передних дверях оба инстинктивно оглянулись назад в сторону Запретного Леса. Гарри не был уверен, было ли это только его воображение или нет, но ему вдруг показалось, что он увидел маленькое облако птиц, взлетающих в воздух над вершинами деревьев вдали, как если бы дерево, на котором они гнездились, было выдернуто из земли вместе с корнями.