"Дмитрий Щербинин. Пронзающие небо" - читать интересную книгу автора

- Это-ты то моя мать?! Ты-то?!.. Крестьянка грязная!..
Тут она руки дрожащие к нему протянула, да все молит:
- Сыночек, сыночек - вспомни, каким прежде был!..
- Не смей ко мне прикасаться!
И тут ударил ее по рукам, да по голове, по волосам ее до времени
поседевшим плетью - сразу кровь выступила, а она все молит его
- Сыночек, родименький, сердечко мое! Вернись!.. Сердечко!..
- Я не твое сердечко, крестьянская ты дочь! Во мне великое сердце!
Сердце королевой льдов, повелительницей всего мира данное! Она моя мать, а
ты, ничтожество, иди прочь!..
И еще раз ее ударил - родную мать плетью по лицу. Тут уж я не
удержался, со сжатыми кулаками бросился к нему, да не понадобилось мое
вмешательство; вдруг весь посинел он, и словно зимняя стужа, мороз
тридцатиградусный из него вырвался, захрипела под ним лошадь, сбросила
седока, да прочь бросилась - только ее и видели. А он скорчился на земле,
проклятья ревет, весь синий, жуткий - тут все дружки его разбежались, и одна
мать окровавленная, седая рядом с ним осталась, слезы жаркие льет, и не
оставила любви своей великой, шепчет:
- Сыночек родненький, вернись, вернись... Вспомни детство, Солнышко
вспомни...
Тут он захрипел, выгнулся, и вдруг замер, тихий шепот раздался:
- ...Простите, простите... Слишком поздно... Ухожу... Все очерствело во
мне, промерзло... Нет мне прощения...
И то были последние его слова - закрылись глаза, тут сильно солнечные
лучи ударили, и обратился он в воду талую, в ручеек златистый, убежал тот
ручеек, в землю впитался; а из груди его ворон черный вырвался, и был на
груди ворона того медальон - две змеи в борьбе переплелись, а в центре -
камень, когда-то видно чистейший, а теперь - такой же непроницаемый,
мрачный, как и око ворона.
Тут от потрясения великого, от муки душевной, лишилась чувств
Мирославна, жена моя любимая, и больше уж не приходила в себя - на следующий
день скончалась. А как по обычаю старому сожгли ее тело, да развеяли прах
над полями родными, так и ушел я в леса, ибо уж очень тяжко среди людей было
оставаться, и жить то не хотелось... Но леса излечили, у них мудрости
набрался - годы прошли - поседел, люди Старцем зовут...


* * *

В печи догорали дрова, краснели угли, а в воздухе витали ароматы
пирогов и кушаний, которые дожидались своего часа в соседней горнице.
Старец Дубрав подошел к печи, протянул руки к огню. На некоторое время
воцарилось молчание... Алеша внимательно разглядывал гостя. Волосы его,
борода и даже густые брови прямо-таки отливали ослепительной белизной,
словно вечный снег на вершинах самых высоких гор. Роста старец был среднего,
был он худ, - в общем, по своим размерам, обычный человек, но все же
производил впечатление великана - он словно бы заполнял всю горницу,
приковывал к себе взгляд, так, что все остальные предметы казались по
сравнению с ним совсем незначительными...
Все это в мгновенье ока пронеслось в Алешиной голове, и вот, совершенно