"Дмитрий Щербинин. Пробуждение" - читать интересную книгу автора

- Да, да - ты и сейчас дите, зачем ты говоришь так?.. Как взрослый...
- Я, как взрослый... иногда мне кажется, что я уже прожил жизнь... Что ты
уже умерла... Прости, прости - не должен был этого говорить!.. Но страшно
мне, и больно, и больно! Мама, мамочка, ну - утешь меня, скажи что-нибудь
такое обнадеживающее... Мамочка, что это за место?..
- Это дом наш... Сыночек, это ты утешь меня! Хоть не пугай так, ведь то,
что ты говоришь, так страшно, и голосом ты страшным...
- Мамочка, ведь ты же в гробу лежала. Мамочка, мамочка, вспомни, как ты
сюда попала!..
- Не надо, сыночек, страшно мне!
- Ну, так в окошко взгляни. Посмотри - нет ли там чего. Пожалуйста.
Занавесь ты окошко...
Он так и стоял, уткнувшись к ней в плечо, он чувствовал, как
поворачивается она - молчит - через чур долго молчит. Казалось бы, ничто не
могло оторвать его от этого плеча, однако, в той темноте проплывали какие-то
образы. Они все росли-росли, наполнялись все большей силой. Он чувствовал,
что его уносит от этой комнаты в какое-то еще более страшное место. Он хотел
уже крикнуть: "Что ж там, мама?! Скажи мне поскорее!" - но было уже слишком
поздно - он унесся к тем видением.
Это была некая широкая, обнесенная высокими, деревянными колами поляна,
кое-где пробивалась трава, но большая часть была вытоптана. Сверху сияло
солнце, но и солнце и небо лазурное - все было каким-то ненастоящим, словно
бы нарисованным. Неподалеку возвышались качели - никогда прежде не
доводилось Алеше видеть таких качелей - это были качели великанов, и формы
их были чужды человеческому. Только разум, привыкший совершенно к иным
понятиям, мог создать такое - не представимо было, как на такую конструкцию
вообще можно было сесть... Но Алеша не успел толком разглядеть ни качелей,
ни поляны, ни неба. Стремительно стали нарастать шаги, и он уже знал, что -
это идет великан, или ребенок великана, и что он именно к нему, крохотному
Алеше идет. Так сильны были эти, сотрясающие землю шаги, что он повалился
навзничь, уткнулся в эту сухую, пыльную землю, увидел, что в ней
раскрывается трещина - куда-то глубоко-глубоко эта трещина уходила - там был
мрак, там что-то скрежетало, гудело. И быстро-быстро заметалась его мысль,
ему даже казалось, что он вслух проговаривает - однако слишком стремительно
тек этот поток, чтобы мог успевать обращаться в слова:
- Это так не может дальше продолжаться. Эти кошмарные, стремительно
сменяющие одно другое явления должны иметь хоть какое-то объяснение.
Логичное объяснение - пусть и страшное. Пусть. Ничего не может быть
страшнее, чем быть в таком кошмаре без объяснения. Значит, значит... Что же
ты - ищи, ищи... Эти темные колонны, которые над городом поднимались - твоей
первой мыслью было, что началась ядерная война - бомбардировка...
И тут, так же стремительно, в одно мгновенье, когда он уже знал, что тот
чуждый всему человеческому великан склоняется над ним - полыхнуло
воспоминанье. Это было бесконечно давно, целую вечность назад, и в каком-то
ином мире. Он, совсем еще маленький, но не намного меньше, чем теперь, стоит
в комнате у мамы, стоит у ее коленей, она же читает газету. За улицей
темно-серое, мрачное освещение; должно быть - глубокая осень. И он стал
выспрашивать, что пишут в газете - вот по слогам стал читать название
какой-то статьи. Мама же, задумавшись о чем то другом, сказала буквально,
что там было написано. А написано там было, что мол какое-то государство