"Ирвин Шоу. Задумчивая, мило оживленная" - читать интересную книгу автора

со страниц театральных новостей, а знакомство с Чарли Синклером я просто
прервал, так что в тот день, когда Кэрол позвонила мне утром в контору, я
даже понятия не имел, чем она теперь занимается. Когда мне случалось
вспомнить о ней, я чувствовал, что память моя отзывается на это грозной
болью, и старался больше об этом не думать.


Я пришел к Стэтлеру чуть-чуть раньше времени, заказал выпить и стал
смотреть на дверь. Она явилась ровно в два тридцать. На ней была
отороченная бобром шубка, которой я не видел в те времена, когда мы
встречались каждый вечер, и скромный, но изящный, дорогого вида синий
костюм. Она была такой же красивой, какой я ее помнил, и, пока она шла
через зал к моему столику, я видел, как все остальные мужчины в баре
бросали на нее горящие взгляды.
Я не поцеловал ее, не пожал ей руку, я, кажется, улыбнулся и сказал
"хелло", наверняка я помню только, что думал я в этот момент об одном: она
не изменилась - и неуклюже помогал ей снять пальто.
Мы сели рядом, лицом к залу, и она заказала чашку кофе. Она никогда
много не пила, и, как бы ни повлияли на нее события двух последних лет, к
вину они ее не пристрастили. Я повернулся на сиденье, чтобы лучше ее
видеть, и она слегка улыбнулась, зная, что я на нее смотрю, зная, что я
ищу на лице ее след провала, тень сожаления.
- Ну как? - спросила она.
- Так же.
- Так же. - Она засмеялась коротко и беззвучно. - Бедный Питер.
Мне было не по душе такое начало.
- Что будешь делать в Сан-Франциско? - спросил я.
Она беспечно пожала плечами. Этого жеста я раньше за ней не замечал.
- Не знаю, - сказала она. - Искать работу. Охотиться за женихами.
Размышлять о совершенных ошибках.
- Мне жаль, что все так получилось, - сказал я.
Она снова пожала плечами.
- Издержки производства, - сказала она. Она посмотрела на часы, и мы
оба подумали о поезде, который ждет, чтобы увезти ее из этого города, где
она прожила семь лет.
- Я пришла сюда не для того, чтобы поплакать тебе в жилетку, - сказала
она. - Я кое-что должна рассказать тебе о той ночи в Бостоне, чтобы не
было никаких недомолвок, а времени у меня очень мало.
Она заговорила, а я сидел, тянул свое виски и не смотрел на нее. Она
говорила быстро и хладнокровно, ни разу не сбившись, словно все то, что
случилось с ней в ту ночь, до последней маленькой черточки было так
надежно уложено на полочках памяти, что до конца дней своих она ничего не
сможет забыть.
По ее словам, в ту ночь, когда я звонил ей из Нью-Йорка, она одна
сидела у себя в номере; поговорив со иной, она еще раз повторила свою роль
- в нее были внесены кое-какие изменения. Потом легла спать.
Когда ее разбудил стук в дверь, она некоторое время лежала неподвижно,
сначала подумала, что ей это почудилось, потом решила, что просто кто-то
ошибся номером и сейчас уйдет. Но стук раздался снова, ошибиться было уже
невозможно, негромкий, сдержанный, настойчивый стук.