"Ирвин Шоу. Задумчивая, мило оживленная" - читать интересную книгу автора

девчонке. Если тебе интересно, могу сообщить: режиссер сказал, что она
сейчас играет раз в двадцать лучше, чем когда бы то ни было.
- Что ж, - сказал я не очень уверенно, - это хорошо.
- Ты так думаешь? - спросил Чарли.
- У меня еще есть вопрос, - сказал я, игнорируя его замечание. - Как ты
думаешь, она после всего этого сможет найти работу?
- Работа сама ее найдет, - сказал Чарли. - Два импресарио из Нью-Йорка
уже были здесь. Так ты приедешь?
- Нет, - сказал я.
- Люди умирают каждый день, - сказал Чарли. - Одни отдают свое тело
науке, другие - искусству. Хочешь что-нибудь ей передать?
- Нет, - сказал я, - спасибо, Чарли.
- Ты образцовый друг, - сказал Чарли. - Хотя бы для приличия спросил у
меня, как мои дела.
- А как твои дела, Чарли?
- Так себе, - и он холодновато засмеялся. Даже поверить трудно, что он
вырос в той же семье, что и его брат. - Ладно, увидимся в Нью-Йорке, - и
он повесил трубку.
После этого уже не имело смысла дальше торчать в пустом маленьком отеле
в Коннектикуте посреди зимы, и я вернулся в город и снова начал работать.
Первые несколько дней это было нелегко, и каждый раз, когда я входил в
комнату, у меня было ощущение, что люди, сидящие в этой комнате, только
что говорили обо мне. Даже теперь, через два года после того, как все это
случилось, мне кажется подозрительным, если при моем появлении кто-то
внезапно прерывает разговор, и я ловлю себя на том, что всматриваюсь в
лица, боясь обнаружить в них любопытство или сочувствие.


Я не собирался больше встречаться с Кэрол, но в день их первого
нью-йоркского спектакля я сидел в одиночестве на балконе, вобрав голову в
плечи, словно надеясь, что так меня никто не узнает. До пьесы мне не было
никакого дела. Я ждал выхода Кэрол, и, когда она появилась на сцене, я
понял, что Чарли Синклер говорил правду. Сначала по залу пробежал зыбкий,
глухой шепоток, а затем наступила напряженная тишина. Тут я понял, что
Чарли имел в виду, когда сказал, что на нее словно направлен персональный
прожектор; казалось, каждое ее движение аккумулирует внимание зрительного
зала, любая ее реплика, любой простейший жест приобретали значение, никак
не соответствующее роли, которую она исполняла.
И играла она - как никогда, это тоже была правда. Она прекрасно
смотрелась и вела роль с такой незнакомой мне раньше уверенностью и
безмятежностью, как будто внезапный взрыв всеобщего внимания открыл в ней
неведомые ей самой глубины ее таланта.
Когда дали занавес, ей аплодировали почти так же, как Эйлин Мансинг,
ведущей актрисе этого спектакля, а когда я пробирался к выходу, люди
вокруг непрестанно повторяли ее имя.
На следующий день я купил все газеты, какие только были: ее не только
заметили, о ней писали куда больше, чем ее роль того заслуживала. Критики
настоящие, те, что не опускаются до сплетен, ни словом не обмолвились о
том, что случилось в Бостоне, двое из них посвятили свои статьи ей одной,
предсказывая блестящее будущее. А один, которого в это утро Кэрол