"Рене Шатобриан. Ренэ " - читать интересную книгу автора

мира, она должна была пройти через могилу. Сестра моя ложится на мрамор, ее
покрывают погребальным покровом, а по углам его ставят четыре светильника.
Священник в епитрахили, с книгой в руке, начинает панихиду; молодые девушки
продолжают ее. О, наслаждение религии, как велико, но и как ужасно! Меня
заставили стать на колени у этого траурного покрова. Вдруг из-под него
послышался шопот; я наклоняюсь, и следующие страшные слова поражают мой слух
(я один мог их услышать): "Милосердный боже, сделай так, чтобы я не встала с
этого погребального ложа, и осыпь твоими щедротами брата, который не
разделял моей преступной страсти".
При этих словах, вырвавшихся из гроба, ужасная истина просветила меня;
рассудок мой помутился; я упал на саван, сжал сестру в своих об'ятиях и
вскрикнул; "Непорочная невеста Иисуса Христа, получи мои последние об'ятия
сквозь холод смерти и глубины вечности, уже отделяющие тебя от твоего
брата!"
Этот порыв, этот возглас и слезы прерывают обряд, священник
останавливается, монахини запирают решетку, толпа волнуется и теснится у
алтаря. Меня уносят в обмороке. Как мало был я благодарен тем, кто вернул
меня к жизни. Открыв глаза, я узнал, что жертва совершилась и что моя сестра
заболела горячкой. Она велела просить меня, чтобы я не искал свидания с ней.
О, печаль жизни! Сестра боится говорить с братом, а брат боится, чтобы
сестра услыхала его голос! Я вышел из монастыря, словно из того чистилища,
пламя которого подготовляет нас к жизни небесной, где все потеряно, как в
аду, кроме надежды.
Можно найти в душе своей силы против личного несчастия; но быть
невольной причиной несчастия другого - совершенно невыносимо. Узнав, в чем
заключалась причина мучений моей сестры, я представлял себе, что она должна
была выстрадать. Тогда мне стало ясным многое, чего я прежде не понимал:
смесь радости и грусти, которую проявляла Амели, когда я отправлялся
путешествовать; ее старание избегать меня после моего возвращения и вместе с
тем слабость, так долго мешавшую ей вступить в монастырь. Несомненно,
несчастная девушка надеялась вылечиться! Ее намерение постричься, хлопоты об
отпущении от послушничества и распоряжения об отказе от имущества в мою
пользу вызвали, очевидно, таинственную переписку, вводившую меня в
заблуждение.
Ах, мои друзья! Так я узнал, что значит проливать слезы о бедствии,
далеко не вымышленном. Мои страсти, так долго непроявлявшиеся, накинулись на
эту первую жертву с яростью. Я даже находил какое-то неожиданное наслаждение
в полноте моего горя и заметил с тайной радостью, что горе - не то чувство,
которое исчерпывается, как удовольствие.
Я захотел покинуть землю до приказа всевышнего. Это был великий грех:
бог послал мне Амели и для того, чтобы спасти меня и для того, чтобы
наказать. Таким образом, всякая греховная мысль влечет за собою смятение и
несчастие. Амели просила меня жить, и я обязан был повиноваться ей, чтоб не
увеличивать ее терзаний. К тому же - странная вещь! - у меня не было
никакого желания умирать с тех пор, как я стал действительно несчастным. Мое
горе обратилось в занятие, заполняющее все мое время; до такой степени мое
сердце, по самой природе своей, исполнено тоски и горя!
Итак, я внезапно принял другое решение: покинуть Европу и переселиться
в Америку.
В то самое время в гавани Б. снаряжали флот в Луизиану. Я условился с