"Дмитрий Шашурин. Неоконченная повесть о лесных ягодах (Авт.сб. "Печорный день")" - читать интересную книгу автораситуации, никак не могу представить, о чем же здесь возможно догадаться.
- Ага! - говорит Моркович. - Здорово! Ты небось Жора? Тебя, - называет мое имя-отчество, - направил сюда? Я тоже говорю: - Ага! - Сам-то, - снова звучит мое И.О., - когда приедет? Или заболел? Мне это подходит, я киваю и говорю со вздохом: - Заболел! Вижу, Помидорыч как попервоначалу захмурнел, но тут же, снова мне на удивление, засветился еще одной догадкой. Какой же умный оказался мужик мой сосед! Но на этот раз и я догадался, в чем его догадка. Рябиныч догадался, что Жора напускает на себя малословность и мрачность, оттого и звучит фальшь, которая его настораживала и беспокоила. Теперь же Капустыч успокоился совершенно. С такой чуткостью и наблюдательностью он далеко бы пошел, если б не стремление немедленно разгадать и успокоиться. В той жизни, за которой для меня защелкнулся замок, ширкнула задвижка и удалились родные шаги (звуки все те же, старые, привычные, а видимость неузнаваема), говорил я Абрикосычу про чудака студента Жору, сына наших знакомых. Вот теперь он и догадывался обо всем наперед и восхищался, что сподобился общаться с закидоном, у которого прямо-таки трагическая рожа. А какая еще могла быть в тот день у меня рожа, хоть и молодая, что у меня творилось на душе-то? Салатычу же развлечение, материал для наблюдений и догадок. Ну и дает, парень, лихо. Вот напускает на себя мраку, думал он не без уважения про меня-Жору и в то же время предвкушал, как этот надутый индюк осрамится с подрядился ему помочь, а прислал вместо себя явного неумеху. Теперь уж и я читал все мысли своего соседа в самый момент их зарождения. А в ушах моих продолжали звучать удаляющиеся шаги, уходили они все дальше и дальше. Даже теперь после всего, что произошло со мной, когда затаюсь, снова слышу, как они уходят. Три дня на садовом участке давали мне передышку, возможность прикинуть, продумать ближайшие действия, избежать немедленной катастрофы. Как бы я смог объяснить собственное свое исчезновение и то, что на мне были все до единой вещи пропавшего? - Ты, Жора, - сказал мне вдруг Огородыч, - хороший, видно, жлоб, свои джинсы-пинсы пожалел, а костюмчик, - называет мои И.О., - надел. У тебя брезентовая спецовка, выходит, для театра и танцев, шерстяной костюм наоборот - для грязной работы. Не порви ненароком. С того у меня и начались раздумья, что будет, если... И выгородилась из всевозможных "если"... стена. Стена с зарешеченным окошком. Не хватало мне на старости лет... тьфу! - по молодости. Береги платье снову, а честь смолоду. А какая уж тут честь, когда сплошь поперла ложь, увертки. Не увернись, и вовсе вываляешься похуже чем в грязи. ...если Изюмыч вдруг поедет домой, если его жена приедет на участок... если сюда приедет моя жена... Если, если... у Тыквыча тьма родни в городе. А если у него не окажется здесь, на участке, тех денег, на которые я подрядился, - дружба дружбой, работа работой. Если скажет: посчитаемся дома, Жора. Если потащит за собой. Если... И сверх всего главный вопрос: что же дальше-то? |
|
|