"Дмитрий Шашурин. Достоверные картины лесной жизни (Авт.сб. "Печорный день")" - читать интересную книгу автора

сомнения в своем недоверии. Не верит, сомневается в моих рассказах жена -
и ладно, спокойно ей. Но иногда вдруг прояснится у нее вопрос: а что, если
он именно так и видел, так и было на самом деле? Тогда ее неосознанно
охватывает состояние удаленности не только от природы, но и от меня, от
моего охвата жизни. А разве потерянность не может продрать морозом по
коже?



ПАВОДОК

Скрипела у нас в сторожке дверь: то свиристнет, то заверещит, то будто
подскуливает, а то зальется жеребеночком. Я специально слушал - отворю
дверь и тяну потихоньку, потом быстрей. Старуха придет - удивляется: кто
выстудил избу?
Ей, конечно, дверная музыка быстро надоела. Смажь да смажь. Я и мазал.
Пуд сала извел - кругом измазал, кроме одного места. А когда старуха
вычитала про аллергию, пришлось смазать и это место.
Как раз из-за этой смазки и получился случай.
Пошел весной паводок. Старуха в деревню перебралась, я живу на кордоне
один. Кругом вода. Проснулся однажды, открываю дверь, а идти некуда -
водяная стена во весь дверной проем до притолоки. Только сальная пленка
сдерживает воду. Сквозь сальную пленку смотрит на меня из воды сом, рядом
с ним топырится щука. И оба норовят проткнуть пленку. Щука действует
мордой, сом - усами.
Один сомовый ус проткнулся, в дырку жиганула струйка, а по всей пленке
образовались трещины. Еще чуть-чуть - лопнула бы пленка. В самый тот
момент я прихлопнул дверь и подпер ее спиной.
Держу дверь. В окнах за стеклами тоже зеленым-зелена вода, и я в избе
как в подводной лодке. Дверь трещит, давит на спину жерновом, ноги дрожат.
Сил нет держать, а держу. Вошел в какое-то оцепенение, перед глазами
круги, в голове звон. И вдруг все потемнело.
Очнулся я от легкости и света. Солнце к вечеру - озолотило печку. Тихо.
Только за дверью, чуть повыше порога, тренькает вода.
Я как стоял, так и сполз спиной по двери на пол. Из-под двери что-то
торчит, не пойму. Потрогал - сомовый ус.
Схватил я острогу и из окна по завалинке к крыльцу. Там воды осталось
пальца на два. Сомина черный, здоровый, еле ворочается. Рядом с ним щука.
Она то пихнет сома, то дернет за хвост. Вроде бы и просит: айда отсюда!
Вода совсем сходит, а щука не уплывает, все пытается утащить сома. Вдруг
сообразила: змеей подползла к порогу, разинула пасть и хамкнула по
прищемленному усу. Сом подпрыгнул и в воду, щука за ним, и поплыли по
поверхности вдаль рядом, как лебеди.
Я стоял на завалинке с острогой. Они уже скрылись, только тогда я
заметил, что стою с раскрытым ртом.
Я бы всю жизнь молчал про это. Но года через два ночевал у меня
знакомый из рыбацкой бригады, он подтвердил одну мою мысль.
Облавливала их бригада Митрюхинский плес. Вытащили за одну тоню
видимо-невидимо всякой рыбы. Лещи с противень, метровые судаки, пуды
всякой бели и, кроме того, сом, а уж потом щука.