"Дмитрий Шашурин. Печорный день (Авт.сб. "Печорный день")" - читать интересную книгу автора

чуть - и то нескладно. Хрипит старик и сползает по наклонному ходу. На
крайний случай где сморит, там и ладно. Но охота все-таки вытянуть ноги.
Напоследок жизни, а все чего-то алкает человек. Потом старик Найдин ползет
уж вне сознания - сколько времени? Куда? Забыл даже и про лежанку-то. Но
она как раз тут и есть, словно подстелилась под него. Получается - прибыл?
Выходит - конец? Вдруг...
Да уж погодите, погодите. Держитесь за прищурку молчком. Не то и я
собьюсь, и вам как бы потеря нити. Ни загадки, ни разгадки не обнаружится
в моей истории разом. Никаких там противоестественных событий не не
вспыхнуло, ни явлений, ни видений. Просто старик Найдин вдруг почуял
запах.
В молодости когда-то грешил Найдин, нюхал табак. Ему и показалось
сейчас, что в голове, как тогда от понюшки, стало яснеть, но без жжения в
носу, и с каждым вдохом ширилось яснение. Накатила истома, но не смертная,
с потом, который облипает холодом, а с теплом, со слезной зевотой. Сунул
старик Найдин кулак под щеку и стал спать на здоровье. Он так даже и
подумал: буду спать на здоровье.
И засыпал он с такой же ясностью на душе, как у ребенка, как это
намерение спать на здоровье. И с самого порога сна начались у него сны.
Снился запах. Счастье запаха, власть запаха, многоцветье и бессмертие
запаха. Навряд ли вы сможете хоть отдаленно представить или вообразить, но
именно так снилось старику Найдину. Снилось еще, что он помнит этот запах.
Во сне и понял - откуда помнит...
...Родник под кустом бересклета. Бересклет в ягодах, значит - осень.
Найдин стоял над кустом, над родником, и в его глазах то темнело, то
вспыхивало искрами от зубной боли. От боли убежал в сопки с топором, будто
нарубить жердей на прясло, метался по лесу, и даже жердей нарубил, и
таскал за собой охапку до изнеможения. И знать не знал Найдин, где он, а
все не проходил зуб. Остановился над родником совсем очумелый, смотрел,
как вскипает бурунчиками песка родниковое дно. Что, если утишить зуб
холодом? Только подумал, совсем взбесился зуб - слезы брызнули из глаз.
Попятился Найдин от родника, но тут же с отчаяния пал на колени, зачерпнул
из родниковой чаши сложенными ладонями ледяной воды и опрокинул все на
зуб.
Опомнился, видно, уж далеко от родника: ломился сквозь чапыж с водой во
рту, с жердями на плече и с блаженной легкостью - зуб-то не болел! Да так,
будто не болел никогда! Сжимал губы, чтобы не упустить ни капли воды, и
ломился напрямик сквозь чапыж. И было ему наплевать, что не знал, где он и
куда ломится. Через час или побольше луна взошла, кончился чапыж. Выдрался
из него Найдин - видит: знаемые места, хоть и далекие. За полночь дотащил
жерди к дому, а воду за щекой не донес. Не проливал, не глотал, значит,
подумал, впиталась в меня. Пощупал с опаской языком зуб - никакого дупла,
целый. Все остальные зубы не болели с тех пор и уцелели до самого этого
печорного дня. Так вспоминал старик Найдин во сне - сразу, в единый миг
нарисовалась картина со всеми подробностями. Но главное - запах. В
родниковой воде был растворен незнакомый, удивительный аромат. Несколько
дней потом Найдин ловил его, прикасаясь языком к небу. Нынче он опять
почуял его в пещере, вспомнил все во сне: и то, что много раз потом
разыскивал живой родник под кустом бересклета, но так и не мог разыскать,
вспомнил и то, что некоторые путают плоды бересклета - висюльки оранжевой