"Дмитрий Шашурин. Сорочий глаз (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

ограждать от меня науку, словно я могу ее поранить, допустил к себе
по-свойски, позволил шутить запросто и с ним и про науку. Вот тогда и
проигрался бы вариант - на спор при нем накормить издыхающую крысу
ягодами, а я пригласил бы шефа в соавторы. Короче говоря, я не одумался и
по-прежнему мечтал нащупать черный ход в науку, через кухню или
мусоропровод, как тот вахтер из типографии - в литературу. Смехотворную
наивность вахтера я оценил тотчас, а вот что сам ничем от него не
отличался - гораздо позже.
Считал, не выгорело в одной научной конторе, выгорит в другой -
бывают же среди ученых люди простецкие, и к себе пускают, и науку дают
попробовать на зуб, чтобы убедился ты, как они властвуют над ней. На таких
ученых я надеялся, когда проигрывал в своем воображении, что кормлю крысу
на спор с ними и как они придут в восторг, оттого что вместе со мной
послужат людям. А не замечал, что проигрываю не совсем корректно - беру в
игру ученых, которые стараются поставить науку на службу только личным
интересам, ожидал же от них бескорыстия. В то же время бескорыстных,
бдительных истинных ученых зачислил в недоброжелатели. Оттого я снова
сорвался надолго, и хорошо еще, что обошлось без больницы.
Наигрался в кибернетические игры досыта, навоображал допустимые и
недопустимые заходы-подходы-выходы и поехал, на другой конец города
наниматься в лабораторию, связанную с геронтологией. Попробую, думал, бить
в яблочко.
- У нас такой порядок, - сказали мне в кадрах, - кто поступает в
лаборанты, идет сначала к руководителю.
Посмотрел он мои документы и предлагает:
- Поступайте лучше в поливитаминную группу, почти рядом с вашим
домом, и зарплата у них на десять рублей выше.
Такого захода-поворота я почему-то не проигрывал, пришлось пускаться
в импровизацию. Не допер сказать: меняюсь сюда квартирой, уж куда проще.
Нет, принялся мэкать, экать, так сказать, вроде бы у меня призвание к
геронтологии. Удивительно, когда это произошло, что научные наши силы
настолько созрели. Читал в газетах и журналах, видел по телеку и в
кинофильмах: мягкие, совершенно нехитрые люди, умные, добрые - это да,
пожалуйста. Здесь - холодность во взгляде, точность в словах и никакой
рассеянности. Тот допек меня типографией и <поймите меня даже
неправильно>, этот - вопросами, по виду простыми, но с подоплекой.
Физически получалось, будто подо мной не стул, а сковородка, морально
же я оказывался заподозренным, что собираюсь тут у них тибрить из крысиных
и стариковских лекарств себе на омоложение, как только подгляжу, лучшие
средства. Чем больше я импровизировал, тем горячее мне было сидеть, а
совесть моя забилась куда-то, чувствую только, сжимается от стыда. Махнул
рукой - выложил все начистоту про ягоды.
Он же, как ни в чем не бывало, втыкает свои вопросы. И уж не
иносказательно, а все как есть: что я, выходит, собираюсь не только
портить экспериментальный материал - крыс со свинками, но и готов нанести
непоправимый вред их престарелым пациентам своими знахарскими снадобьями.
- Какой вред? Какой вред? - Я совершенно потерялся - Да я... Да
это... Вот... Вот...
Дрожащими от жестокой обиды и несправедливости руками я вытащил
коробочку, или, правильнее назвать, жестяную баночку, с ягодами, начал ею