"Том Шарп. Флоузы." - читать интересную книгу автора

Локхарт тоже встал.
- Опять вы за свое? - завопил он. - Вначале рассуждаете о том, как
замарать мою жену, а теперь о том, что я должен совать свой член...
- Замарать? - воскликнул доктор, пятясь в угол. - Кто говорит о том,
чтобы замарать?!
- А кто говорит об оплодотворении? Мы в огороде повышаем плодородие
удобрением[6], навозом. Если вы думаете, что...
Но доктор Мэннет уже ничего не думал. Единственное, чего он хотел, это
подчиниться своим инстинктам и удрать из кабинета прежде, чем этот
маньяк-овцеэротоман снова в него вцепится.
- Сестра, сестра! - взывал он, видя, что Локхарт направляется к нему.
- Бога ради!!! - Но гнев Локхарта внезапно прошел.
- И еще называет себя врачом, - бросил Локхарт и вышел. Доктор Мэннет
обессиленно опустился в кресло. Приняв огромную дозу успокоительного,
которое он запил хорошим глотком водки, Мэннет снова обрел способность
связно мыслить и твердо решил раз и навсегда вычеркнуть чету Флоузов из
списка своих пациентов.
- На порог их больше не пускайте, - приказал он сестре. - Под
страхом смерти.
- Неужели мы ничем не можем помочь бедной миссис Флоуз? - спросила
сестра. - Она такая приятная женщина.
- Я бы посоветовал ей как можно быстрее развестись, - зло ответил
доктор Мэннет. - Если не это, то остается только стерилизация. Страшно
подумать, что может родиться от этого типа...
Очутившись на улице, Локхарт постепенно успокаивался. Встреча с врачом
происходила уже в конце дня, проведенного в одиночном заключении в пустом
кабинете, где было совершенно нечего делать, и потому полученные от него
советы стали последней каплей, переполнившей чашу. Локхарт шел и проклинал
Лондон, Трейера, Мэннета, Ист-Пэрсли и весь этот безумный и прогнивший мир,
в который он угодил в результате своего брака. Абсолютно все в этом мире
вступало в противоречие с тем, во что его приучили верить. Вместо
бережливости здесь были обеды за счет фирмы и откровенно грабительские
антиинфляционные поправки к учетным ставкам. Мужчины отличались не мужеством
и красотой, но лишь отъявленной трусостью - вопли врача, призывавшего на
помощь, вызывали такое презрение к этому человеку, что его даже противно
было бы ударить. Облик каждого здания был безобразен и свидетельствовал о
жалкой погоне за утилитарностью. И как бы венцом всего была непреходящая,
всеобщая, не оставляющая ни на минуту озабоченность чем-то, что называлось
сексом, и чем грязные мелкие трусы вроде доктора Мэннета хотели бы подменить
настоящую любовь. Локхарт шел по улице, раздумывая о своей любви к Джессике.
Это было чистое, святое, прекрасное чувство. Он видел себя в роли ее
защитника, и ему была глубоко отвратительна сама мысль о том, что ради
утверждения себя в каких-то супружеских обязанностях он должен причинить ей
боль. Он прошел мимо газетного киоска, на полках которого были разложены
журналы с голыми или прикрытыми только короткими и прозрачными накидками
девицами. От одной мысли, что они кому-то могут казаться привлекательными,
его мощная плоть восстала с возмущением. Этот мир был явно гнилым и
продажным. Локхарт мечтал о том, чтобы снова оказаться во Флоуз-Холле, с
ружьем в руках, на охоте; а Джессика могла бы сидеть на выложенной камнем
кухне, возле черной чугунной печи, ожидая, когда он вернется с добычей к