"Александр Шаров. Маленькие становятся большими (Друзья мои коммунары)" - читать интересную книгу автора

наука, - тихо начинает Пастоленко, еще больше понижая голос, когда
выговаривает такие незнакомые слова, как "магична сила" или "флюиды".
Без всякого сомнения, глаза Федора Пастоленко, робко выглядывающие
из-под редких ресниц, совсем не похожи на испепеляющие очи мессера Джованни,
которые снились мне всю ночь, а я ничуть не сомневаюсь, что и этому Джованни
пришлось бы худо, столкнись он один на один с упрямым и уверенным в себе
Егором Лобаном.
- Конечно, нема тут нияких флюидов, или, проще говоря, дурману, как нам
на курсах поюснивали знающие люди, а одно научное внушение, - продолжает
Пастоленко.
Лобан сидит на середине скамьи и не отрываясь смотрит на факира. Тот
чувствует неверующий, иронический взгляд и сбивается еще больше, торопясь
закончить лекцию.
- Может, кто пожелает подвергнуться гипнозу? - с тайной надеждой, что
желающих не найдется, спрашивает наконец Пастоленко, ладонью стирая пот с
лица.
Лобан встает и с той же насмешливой улыбкой поднимается на помост.
- Вы засыпаете, вы закрываете глаза и засылаете, - робко и просительно
продолжает Пастоленко, положив худую свою руку на мощную ладонь Егора и
плавно проводя другой рукой перед глазами Лобана.
Я люблю Егора и горжусь им - ведь он комсомолец и один из
"первокоммунаров", как называют у нас ребят, вместе с Тимофеем Васильевичем
создавших коммуну, он сильный и справедливый человек, - но сейчас я горячо
желаю, чтобы Пастоленко взял верх и Егор уснул, повинуясь магнетической
науке.
"Вы засыпаете, вы засыпаете, вы закрываете глаза", - беззвучно повторяю
я вслед за факиром. Но это не помогает. Лобан сидит в той же вызывающей позе
и смеющимися глазами смотрит в бледное и усталое, влажное от пота лицо
Федора Пастоленко.
- У вас дуже сильная душевная организация, - безнадежно и почтительно
говорит Пастоленко вслед Егору, вразвалочку спускающемуся с помоста в зал.
- Чепуха и опиум! - как бы про себя, однако так, что все слышат его
слова, бормочет Лобан, занимая свое место. - Я же говорил, что чепуха...
Пастоленко стоит, пронзенный сотней насмешливых глаз, не зная, куда
девать руки, и, как платком, вытирает мокрый лоб скомканной буденовкой.
- Може, ще кто спытае? - робко оглядывает он зал.
Тогда, не зная, зачем делаю это, повинуясь мгновенному чувству,
поднимаюсь я.
Я иду к сцене почти помимо воли. Как будто мессер Джованни в
критический для своего древнего искусства момент сошел с переплета и,
невидимой тенью проскользнув между рядами, взял меня за руку и повел
выручать неудачливого потомка.
Нет, разумеется, мессер Джованни ни при чем. Я встал и пошел к помосту
потому, что очень уж трудно приходилось факиру и он был один.
Что происходило дальше, я помню плохо. Во всяком случае, как только
Пастоленко сказал: "Вы засыпаете, вы засыпаете!" - я сразу закрыл глаза, в
последний момент уловив гневный, не обещающий ничего доброго взгляд Лобана.
Закрыв глаза, я поднимался, вытягивал руки вперед, повинуясь тихому
голосу факира, мешавшего русские и украинские слова, не зная в точности,
делаю ли я это все по своей воле, чтобы выручить Федора Пастоленко, или не