"Александр Шаров. Маленькие становятся большими (Друзья мои коммунары)" - читать интересную книгу автора

...Ночь. Я лежу одетым; в такое время лучше не раздеваться. Ласька и
Яков Александрович укладывают наши вещи: рубашки, белье, "Географию", где
все "яти" переправлены на "е" и вычеркнуты все твердые знаки. На рассвете
нам с Калугиным ехать на станцию, а оттуда - в Москву.
Скрипят половицы, и тихо двигаются две тени. Я лежу и думаю все о том
же: кто это крикнул "большевики"? И какая сила в этом слове, если от него
побежали вооруженные бандиты. "Боль-ше-ви-ки", - повторяю я по складам. За
окном в черном бархатном небе мерцают крупные, чудесные бродицкие звезды,
которых, может быть, я больше никогда не увижу. Завтра мы едем в Москву.

С МАТРОСАМИ

Солнце только что скрылось, но за железнодорожным полотном, под
плоской, как примятая кепка, тучей светилось оранжевое пятно. Калугин шагал
впереди, и высокая его фигура с длинными руками, в которых он нес наши вещи,
напоминала весы с колеблющимся коромыслом.
У неосвещенного состава он остановился, открыл дверцу вагона и, когда
мы устроились на верхней полке, еще раз повторил несложные наставления:
- Погрузка на рассвете. Если спросят, кто такие, отвечайте: по приказу
Ревкома и лично товарища Варенухи; мол, не цепляйтесь до нас.
На прощанье Калугин вынул из кармана ломоть хлеба и разломил пополам:
- Пожуйте, если заскучаете...
Мы остались одни. Замолкли звуки шагов, хлюпающих по лужам, шаркающих
по гравию. Совсем стемнело. Оранжевое пятно исчезло, как будто у горизонта
кто-то нахлобучил кепку на самое лицо.
Я придвинулся к Лаське и сразу уснул.
Среди ночи мы проснулись. В глаза светил фонарик, и необыкновенно
громкий голос спрашивал из темноты:
- Какие-такие, товарищи граждане?
- С разрешения Ревкома и лично товарища Варенухи! - сонной
скороговоркой отозвался Ласька.
Фонарик проплыл в глубину вагона. За окнами лил осенний обкладной
дождь. С шумом и грохотом вагон заполняли матросы в мокрых бушлатах. Глаза
привыкли, и в предрассветных сумерках мы увидели, как, ступая осторожными
маленькими шагами, двое матросов внесли на носилках человека, прикрытого
черной флотской шинелью.
Все поднимались и вытягивались, провожая глазами раненого.
Через минуту матросы с короткими карабинами за плечами ввели молодую
женщину в белом халате. Огромного роста парень в кожухе крепко прижимал к
груди кипятильник, а за ним моряк без бушлата, в полосатой тельняшке нес
больничный шкафчик.
- Разбойники! Бандиты! - задыхаясь, повторяла женщина, пытаясь
вырваться.
Матросы постлали на нижней полке шинели и бережно уложили раненого. Он
молчал и не двигался: спал или потерял сознание.
Матрос с фонариком шагнул к женщине и остановился перед нею, вытянув
руки по швам.
- Вы командир? - спросила она, поднимая мокрые от слез глаза. Матросы
держали ее за руки, и женщина сильно тряхнула головой, откидывая волосы,
свесившиеся на лоб. - Я же не врач, а сестра эвакопункта. По какому праву вы