"Александр Шаров. Загадка рукописи N 2 700" - читать интересную книгу автора

пунцовый от обиды. - И мистификации часто стоят затраченных усилий. История
человечества знала мистификации, которым верили не годы, а целые эпохи. Не так
ли? И... простите, - Петр Климович взял из рук Талиани фотографию. - В
публикации Бенкса была иллюстрация, в свое время вызвавшая особый интерес.
Схематические фигурки: жук-человек, жук-человек. Помнится, они походили на
это.

Кущеев поднялся, и подойдя к Рысакову, показал ему что-то в углу
фотографии.

Я заглянул через плечо Олега Модестовича. Разрывая строку, смутно
выступали крошечные фигурки, нечто вроде детских рисунков: при желании в них
можно было разглядеть и удлиненных жучков с тремя парами ножек и человечков.

В конце рабочего дня Мудров принес результаты лабораторных анализов.
Оказалось, что древесина рукописи принадлежит к Pinus silvestris -сосне
обыкновенной, срубленной не в древности, а несколько десятилетий назад.

- Десятилетий? - переспросил Петр Климович, багровея, но на сей раз от
обиды за рукопись.

- Именно! - отрезал Мудров и продолжал: - По характеру солевых включений и
скелетам микроорганизмов, впрессованных во внешние слои древесины, можно
утверждать, что так называемая "рукопись", прежде чем принять нынешний облик,
длительное время соприкасалась с океанскими водами,

- Она из А-а-атлантиды... Со дна о-о-океана... Я давно, с самого начала...
- возбужденно, заикаясь от волнения, заговорил Иван Иванович,

- Повторяю, сосна срублена несколько десятилетий назад, - резко перебил
Мудров, хотя обычно был подчеркнуто предупредителен, даже нежен с Пуховым. - И
вряд ли в Атлантиде росла Pinus silvestris. И уж совсем сомнительно, чтобы
атланты изъяснялись на немецком, да еще отнюдь не гётевском, - Мудров
улыбнулся, словно прося прощения за вспыльчивость. Передохнув, он продолжал: -
Дерево подвергалось воздействию океана, то есть предположительно было частью
корпуса корабля или мачты, последнее всего вероятнее; анализ обнаружил следы
выделений морских птиц...

Мы обескуражено молчали.

Окончив сообщение, Александр Михайлович быстрым и нервным шагом пересекал
комнату из угла в угол. Остановившись перед Иваном Ивановичем, он сказал
голосом, полным глубокого сожаления:

- Я сделал все, что в моих силах. Дальнейшая работа не имеет ни малейшего
отношения к подлинной старине, любовь к которой привили мне именно вы, дорогой
Иван Иванович. Я ваш вечный должник. По всему изложенному я должен искренно и
сердечно пожелать вам счастья, всем вам, - Мудров по очереди поклонился
каждому. - Пожелав счастья и удачи, я отказываюсь от дальнейшего участия в
работе.