"Адельберт фон Шамиссо. Необычайные приключения Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора

лужайка, на которой я стоял, была ярко освещена солнцем, но я еще ничего
не соображал.

2

Наконец я опомнился и поспешил поскорее покинуть здешние места, куда, как
я надеялся, мне больше не придется возвращаться. Сначала я наполнил
карманы золотом, затем спрятал кошелек на груди, предварительно обвязав
шнуры вокруг шеи. Никем не замеченный, вышел я из парка на дорогу и
направился к городу. Я подходил к воротам, погруженный в свои мысли, как
вдруг услышал, что меня окликают: "Эй, молодой человек, молодой человек,
послушайте!"
Я оглянулся, незнакомая старуха крикнула мне вслед:
- Сударь, будьте осторожны! Вы потеряли тень!
- Благодарствуйте, мамаша, - я бросил ей золотой за добрый совет и сошел с
дороги под деревья. У заставы меня сейчас же остановил будочник:
- Господин, где это вы позабыли свою тень?
А затем разохались какие-то кумушки:
- Иисусе Христе, пресвятая богородица! Да у него, у горемычного, тени нет!
Меня это уже начинало злить, и я старательно избегал солнца. Но не всюду
это было возможно, вот хотя бы на широкой улице, через которую мне
предстояло перейти, и, к моему несчастью, как раз в то время, когда
школьники возвращались домой. Какой-то проклятый озорник-горбун - он у
меня и сейчас как живой перед глазами - тут же доглядел, что у меня нет
тени. С громким воплем натравил он на меня всю высокообразованную уличную
молодежь предместья, которая принялась обстреливать меня грязью и всячески
вышучивать. "Порядочные люди, выходя на солнце, не забывают прихватить и
свою тень!" Я бросил им несколько пригоршней золотых, чтобы они
отвязались, а сам вскочил в экипаж, нанятый с помощью добросердечных людей.
Очутившись один в карете, я горько разрыдался. Верно, во мне уже начало
пробуждаться сознание того, что хотя золото ценится на земле гораздо
дороже, чем заслуги и добродетель, тень уважают еще больше, чем золото; и
так же как раньше я поступился совестью ради богатства, так и теперь я
расстался с тенью только ради золота. Чем может кончить, чем неизбежно
должен кончить такой человек!
Я был еще в полном смятении, когда экипаж остановился перед моей прежней
гостиницей; мысль, что мне придется еще раз войти в жалкую комнатушку под
крышей, пугала меня. Я приказал снести вниз все мои вещи, с презрением
взял свой нищенский узелок, бросил на стол несколько золотых и приказал
кучеру отвезти меня в самый дорогой отель. Новая гостиница выходила на
север; я мог не бояться солнца. Я отпустил кучера, щедро заплатив ему,
распорядился, чтобы мне тут же показали лучшие комнаты, и, водворившись в
номере, сразу же запер дверь на ключ.
Как ты думаешь, чем я занялся? О любезный Шамиссо, я краснею даже теперь,
признаваясь в этом тебе одному. Я снял с груди кошелек и с каким-то
остервенением, которое как пламя пожара разгоралось во мне все сильней и
сильней, стал доставать из кошелька золото, еще и еще, все больше и
больше, сыпал золото на пол, ходил по золоту, слушал, как оно звенит, и,
упиваясь его блеском и звоном, бросал на пол все новые и новые пригоршни
благородного металла, пока, наконец, обессилев, не свалился на это богатое