"Алейхем Шолом. С ярмарки (с предисловиями автора и критиков)" - читать интересную книгу автора

табаку, орехов, сушеных слив, но еще подбирались и к зеленой шкатулке,
где лежала выручка; в то время как мать разговаривала с покупательницей,
они опускали в карманы несколько монет - какие-нибудь круглые пятаки, а
потом тратили их в хедере на блины, коржики, маковки, вареный горох, се-
мечки или же проигрывали в карты.
Игра в карты была болезнью, эпидемией во всех хедерах; начиналась она
в праздник хануки * и не прекращалась потом всю зиму. Известно, что в
дни хануки сам бог велел играть. Кто играл в юлу *, кто в карты. Правда,
это не были настоящие, печатные карты, речь идет о самодельных еврейских
картах, об игре в "тридцать одно". Но какая разница-тот же соблазн, тот
же азарт. Когда наступала ханука, учитель не только разрешал играть в
карты, но и сам принимал участие в игре и был рад, если ему удавалось
выиграть у своих учеников ханукальные деньги. А проиграть учителю хану-
кальные деньги было удовольствием, честью, радостью. Во всяком случае,
лучше проиграть учителю ханукальные деньги, чем быть им высеченным,--с
этим как будто согласится всякий.
Но как только ханука уходила - тут тебе конец празднику, конец кар-
там! Учитель строго-настрого предупреждал: "Берегитесь!" И если кто ос-
мелится прикоснуться к картам, упомянуть о картах или даже подумать о
них, быть тому наказанным - он будет высечен.
Учитель, видимо, и сам был когда-то порядочным сорванцом и поигрывал
в картишки не только в честь хануки, иначе откуда бы пришли ему в голову
подобные мысли? Так или иначе, ученики всю зиму после хануки играли в
карты еще более азартно, еще с большим рвением, чем в дни хануки. Проиг-
рывали завтраки и обеды, проигрывали наличные, когда же не было денег, а
ведь играть хотелось, находили всякие способы, чтобы раздобыть их. Кто
добирался до кружки Меера-чудотворца * и навощенной соломинкой вытаски-
вал из нее по одному омытые слезами гроши, которые мать спускала туда
каждую пятницу, перед молитвой над свечами; кто ухитрялся выгадать нес-
колько грошей "комиссионных", когда его посылали на рынок с каким-нибудь
поручением; а кто просто подбирался к отцовскому кошельку или к маминому
карману и ночью, когда все спали, вытряхивал оттуда, сколько удастся.
Все это делалось в величайшем страхе, с огромным риском. И все уходило
на карты, на "тридцать одно".
Вопрос заключался лишь в том-где и когда играть, как устроиться, что-
бы не узнал учитель. Об этом уже заботились ребята из старшей группы,
такие, как Эля, сын Кейли,-уже жених, рыжий, с серебряными часами, и
Берл, сын вдовы, толстогубый парень с удивительно крепкими зубами, кото-
рыми можно грызть железо. У него уже пробивалась бородка,-и он сам был в
этом виноват, потому что курил. Так объяснял сам Берл. "Вот вам доказа-
тельство, - говорил он, - попробуйте сами, начните курить-и у вас вырас-
тет борода". И он шутки ради научил своих товарищей курить, не только
курить, но подсказал им также, как раздобывать "материал" для курения.
То есть попросту научил их воровать. Понятно, за учение Берл получал
плату табаком и папиросной бумагой.
У Берла была своя система: кто слушался его, приносил табак и папи-
росную бумагу, был славным парнем, хорошим товарищем, тот же, кто боялся
или не умел воровать,-считался у него размазней, слюнтяем и исключался
из товарищества. И если ему особенно не везло, он еще бывал бит рукою
того же Берла. Поссориться с Берлом или пожаловаться на него не имело