"Варлам Шаламов. Переписка с Солженицыным А.И." - читать интересную книгу автора

Всюду работают арестанты. Есть поселки Санитарного управления, где свои
законы, своя жизнь.
Словом, на Колыме важна не только "общая" удача - попасть на хорошую
работу, в придурки, или получить "кант", но и попасть в то или иное из
десятков управлений Колымы, где в каждом - разная особая жизнь.
Страшнее всего, зловещее всего это - золото, золотые прииски. Ничто
другое в сравнение не идет. Если в других местах были месяцы трудностей или
есть штрафзоны непереносимые, но на золоте каждый самый благополучный прииск
кажется труднее и страшнее любой штрафной зоны любого другого управления.
Загнать на золото - вот чем грозят везде, во всех управлениях. А работа на
золотых приисках - это 90 % всех людей Колымы. Для этих забоев по всем
управлениям беспрерывно работают комиссии, чтобы вогнать каждого
трудоспособного именно на золотые прииски.
В этом беспрерывном страхе - заключенных за свою судьбу, а начальства
за свою недостаточную бдительность - тоже один из важных растлевающих
моментов лагерной жизни.
Теперь о генерале Горбатове, о четвертом нашем "мемуаристе". Его
воспоминания - самое правдивое, самое честное о Колыме, что я читал.
Горбатов - порядочный человек. Он не хочет забыть и скрывать своего ужаса
перед тем, что он встретил на прииске "Мальдяк" - когда его привезли на
Колыму в 1939 году. Посчитайте время с момента, когда он приехал и начал
работу в забое и до того часа, когда он заболел и был отправлен, как
необратимый инвалид в Магадан (на 23-й км, в больницу). Там была Центральная
больница для заключенных. Там я кончил фельдшерские курсы и об этих курсах
написал (не тогда, конечно, а много позднее). Посчитав все сроки, Вы
увидите, что Горбатов пробыл на "Мальдяке" всего две-три недели, самое
большое 1 1/2 месяца и был выброшен из забоя навечно, как человеческий шлак.
А ведь это был 1939 год, когда волна террора уже спала, спадала. Горбатов
приехал на Колыму "к шапочному разбору" и все же был напуган, ошеломлен на
век. О самом прииске "Мальдяк" Горбатов недостаточно осведомлен. Это -
большой прииск, а Горбатов был на одном из участков "Мальдяка", где было
всего 800 человек с фельдшером з/к. Начальником санчасти прииска "Мальдяк"
была в то время молодая женщина, молодая врачиха Татьяна Репьева, которой
колымская ее административная власть и офицерские пайки так понравились, что
она осталась там на всю жизнь. Еще год-два назад ей к 25-летию Дальстроя
выходил какой-то важный орден. Список награжденных печатался в "Правде".
Горбатов и о ворах правдиво написал, об их лживости, об их правилах
нравственности в отношении фраеров, об открытом разбое.
Попасть в то или иное управление - случайность. Конечно, если не иметь
в виду всевозможных "спецкарт", "разработок" и "меморандумов". Но каждый
бывший заключенный, желающий говорить от имени лагерной Колымы, не имеет
права забыть о том, что творилось на золоте - все равно - дорожник ли он,
расконвоированный или лагерный стукач, работающий статистиком в КВЧ. Ведь
никакого секрета, никакой тайны приисков не было. Кроме того, для каждого
колымского арестанта, день или год проработавшего на Колыме в любом
управлении, должен быть делом чести и совести главный вопрос. Можно ли
славить физический труд из-под палки - палки вполне реальной, палки отнюдь
не в переносном смысле, как некий род тонкого духовного принуждения. Можно
ли говорить о прелестях принудительного труда? И не есть ли восхваления
такого труда худшим унижением человека, худшим видом духовного растления?