"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

Я сам помню, своими глазами видел разбиваемый водочный магазин на
Тверской пьяной толпой. На Пушкинской площади толпа окружила милиционера,
велела ему плясать, и милиционер плясал.
В кругах партийных, чтобы несколько снизить то сильное впечатление,
которое произвела во всей стране продажа водки, был распространен и усиленно
муссировался слух, что Рыков ввел продажу водки от горя. Плакал после смерти
Ленина и пил, пил без конца.
Так народная легенда дала объяснение "рыковке" - сорокаградусной новой
водке. Вот этой-то водкой и торговал хозяин нашего дома. Был нэп в разгаре.
Хозяева вернулись к выполнению дореволюционных обязанностей, и весь нижний
каменный этаж нашего полукаменного дома был отведен под продажу вина, и
вином торговал тот же самый целовальник, что и в царское время.
А наверху в деревянной постройке жил уже не хозяин. Он снимал дом
где-то поблизости, а в одной стороне жили восемь конвоиров на топчанах, а на
другой - пятьдесят работяг-арестантов на нарах. Двенадцать грузчиков
содового завода остались в своем прежнем помещении - близ железной дороги,
в одном из общежитии для рабочих завода Сальвэ.
Рабочие были крайне недовольны моим назначением, очень хвалили
Питерского, и мне не стоило труда понять ситуацию.
В двадцать девятом году вокруг был крайний голод на рабочую силу. В
Усолье и Ленве было много агентств вроде Камометалла и Госпароходства. У них
были грузы, товары - не было только рабочих рук.
Потребность в нормальной документации ни для кого из этих агентств не
была острой. Можно было писать и давать какие угодно фальшивые счета - лишь
бы работа была сделана.
Все эти агентства располагали и крупной суммой для расчетов наличными.
Двенадцать арестантов-грузчиков могли выйти сверхурочно на полчаса-час
и заработать по рублю, скажем. Да пятьдесят рублей давались их десятнику,
который делил этот свой заработок с конвоиром. Конвоир был один и тот же.
Десятник один и тот же. Словом, Питерский и работяги были богатыми людьми,
учитывая курс червонца и нэповские цены.
Вот злоупотребления такого рода и сгубили Питерского. По доносам --
главное средство и дисциплинарной, и управленческой морали вообще --
начальство получило "сигналы" и, когда количество доносов увеличилось,
решило Питерского снять.
Следствие о злоупотреблениях Питерского было начато тогда же в
управлении, но Берзин и Филиппов решили не мешать освобождению, и уже
поздней осенью, с последним пароходным рейсом, а то и позже, Питерский
вполне благополучно проехал наш пересыльный пункт, превратившийся за это
время в 10-е отделение Вишерских лагерей.
Ко мне тоже агенты обращались неоднократно, зная, что мне передана эта
власть, но я гнал их от себя. Рабочим не были разрешены такие работы, а
рисковать ссорой со мной никто из наших ни конвоиров, ни арестантов не
хотел.
Думаю, что доносы полетели на меня в управление с того самого часа и
мига, как моя нога, обутая в лагерный кожаный ботинок, ступила на
Березниковский причал.
Я думаю, что доносы эти исходили отовсюду - и от уполномоченного
Ушакова, и от начальника конвоя Хритка, и от начальника пересыльного пункта
Солодовникова, и от всех работяг содового завода на Березникхимстрое.