"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

заведующим гаражом. Его арест и прошлые подвиги описывала "Правда".
Я знал Майеровского хорошо. Он был грамотен и получил кое-какое
образование. Родной брат его, как говорили, был одним из видных работников
ОГПУ. Черноволосый, лет тридцати, Майеровский работал дневальным в одной из
лагерных рот. Был любитель поговорить о прочитанных книжках и художник
неплохой, очень способный акварелист. Все, что рисовал - а он рисовал
много, - было порнографического содержания. У меня был даже от него подарок
-- акварель на промокательной толстой бумаге, Майеровский подарил ее вместе
с рамочкой, снабженной занавеской, но однажды, вернувшись домой, я не нашел
под занавеской картины - кто-то взял на память.
В самом конце двадцать девятого года Майеровский был арестован и послан
в ШИЗО за подделку собственноручных записок Ивана Гавриловича Филиппова в
магазин на вино. Магазин был общий - для вольных и заключенных. Старику
Филиппову был предъявлен магазинный счет на какое-то несусветное количество
самого дорогого вина, которое было выдано магазином по запискам Филиппова.
Филиппов, тяжелый сердечный больной, и капли вина не пил, а в магазин
посылал только в одно из воскресений - за вином для гостей. Но еще до того,
как началось следствие, Филиппов потребовал к себе "свои" записки из
магазина.
- Все мои, - сказал он, внимательно пересмотрев бумажки.- Выпустите
Майеровского.
Клуба в лагере не было (клубная деятельность началась с "перековки"), и
каждый вечер, незадолго до отбоя, жаждущие "хавать культуру" собирались
возле третьей роты, где жил Пименов, уже пожилой блатарь. Он долго себя
упрашивать не заставлял и пел приятным тенорком "Соловецкое":
Каждый год под весенним дождем
Мы приезда комиссии ждем...
и многое другое, сложенное тут же, на Вишере. Он был импровизатор,
частушечник, лагерный Гомер, творец эпоса.
"Классическое" пение исполнялось тоже блатарем, помоложе Пименова.
Фамилия его была Рахманов.
Помню я ночку осеннюю, темную -
В легких санях мы неслися втроем...-
и прочая блатная классика.
Пел Рахманов и "фраерские" песни - "Кочегара", "Подружку". Тенор у
него был отличный, толпа всегда собиралась возле завалинки, где напевал
Рахманов.
В хорошую погоду пели чуть ли не каждый день и только блатные.
Перековка и все, что стоит за словом "Беломорканал", еще не нашло себе
правильной оценки ни со стороны юристов, ни со стороны писателей.
Перековка - не только яркий пример догмы мертвого теоретического
построения (чудодейственное воспитание трудом, благотворное влияние среды и
т. д., по политграмоте Коваленко), в жертву которому приносились жизни и
души людей.
Начальники-практики давно знают цену этой перековке.
Это и яркий пример лицемерия, призванного скрыть далеко идущие цели.
Перековка ворами была разгадана с первого дня.
Проценты перековывания были не большими, чем обычный процент
"завязавших", "сук" и т. д.
Воровские кадры были не только сохранены, но небывалым образом