"Михаил Шалаев. Владыка вод" - читать интересную книгу автора - Чтоб меня Смут одолел, - зарекся Последыш.
- М-м... - Оковалок задумался. А когда поднялся, то заметно повеселел: - А ну, пошли. В маленьком темном чулане он откопал круглый поварской колпак и выкинул его Последышу: "Померь!" Следом появились куртка, штаны на лямках - полное поварское обмундирование, включая пояс с нашитой на него петелькой для ложки. "Ну как?" - "Великовато..." - "Ничего, сойдет. Назначаю тебя поваренком! А будешь высовываться - нос оторву", - Оковалок сунул в петельку на поясе Последыша свою обгрызенную ложку и весело подмигнул. Возможность заполучить серебряный инструмент примирила добродушного повара с неудобствами военного времени. Первый день похода прошел безоблачно и приятно. Последыш то ехал в телеге, устроившись среди кухонной утвари, то спрыгивал, чтобы размять ноги и поговорить о том о сем с Оковалком. Но стоянках он честно суетился, чистил лук и картошку, поддерживал огонь, мыл посуду. Мгновеньями накатывали тревога и стыд: как там мать? Что думает? Ведь пропал, не сказавшись. Но отмахивался - ничего, пусть... Он же вернется. Вот только насолит прадеду за свои синяки - и домой. Завтра же. Даже ждать не станет, что получится. А матери можно наврать, как будто пацаны на рыбалку сманили, на Зеленое озеро. Неотступно соблюдал Последыш свое правило - быть незаметным. Никто не обращал на него внимания, даже знакомые не узнавали в поварской одежде. Но когда приходили кушать бравые офицеры (а среди них - и отец его), Последыш Оковалок, "не высовывался". Ничего-ничего, - посмеивался про себя поваренок, отсиживаясь в укромном месте, - я вам такую кашу заварю... Ночью, как только Оковалок заснул, он встал. Таясь, проскользнул по спящему стану туда, где грелись у костерка приставленные к пушке часовые. Незаметно прошмыгнул к телеге и твердой рукой подложил в ступицу колеса тонкое, крепкое полукольцо серпокола с острым как бритва внутренним краем. ...А назавтра началось что-то смутное. Выступили обычным порядком, но далеко уйти не успели: ровное движение сбилось, нарушилось и сошло на нет. Сопровождалось это невнятным шумом и криками где-то впереди, в головке отряда. Туда постепенно стянулось все войско, и Смел, подходя, по охам и ахам понял, что дело плохо. А увидев, и сам присвистнул: у телеги отломилось заднее левое колесо, пушка, опрокинувшись, валялась на дороге, и творилось вокруг такое... Молодой доминат, сидя на белом коне, безмолвно переводил потрясенный взгляд со сломанного колеса на пушку, потом на фельдмаршала, и снова на колесо. Нехорош был вид фельдмаршала: лицо серовато-бледное, белки налились кровью, губы дергались. Фельдмаршал, как заведенный, повторял через равные промежутки времени лишь одно слово: "Н-ну?" Вопрос этот он направлял бравому усатому капитану, который руководил накануне погрузкой, а в настоящий момент ползал на карачках вокруг завалившегося угла телеги, высматривая что-то в пыли, и на каждое фельдмаршальское "н-ну?" по-собачьи вскидывал преданные глаза: "Сей же час!" А рядом, в сторонке, стояли |
|
|