"Михаил Шалаев. Владыка вод" - читать интересную книгу автора

и, видимо, еще не будет долго.

Тогда он стал ругаться в мать и в честь.
Я слушал, слушал... Так и не дослушал -
спросил: "Да у тебя душа-то - есть?"
Сказал он: "Есть", - и выругался в душу.

- Вот и все, что получилось, - виновато вздохнул Поэт, разведя
руками, когда понял, что Верен дочитал до конца. - Всю ночь просидел...
гм... почти.
А потом тоже наотрез отказался от денег.
Стихи Верена позабавили, и в целом понравились. Но он так и не понял
- что же такое душа, и как разглядеть ее в кромешных потемках тела.



ТРЕЩИНКА (ПУШКА СТАРОГО ФЕЛЬДМАРШАЛА)

На пустыре за пороховым сараем, где ходить не разрешается, играли в
звон. Последыш Лабаст, кидая с черты, попал прямо в горку и разорил казну,
а косоглазый гаденыш Хорек, поставивший на кон свою единственную монету,
вылетел из игры, так и не вступив.
Все было честно, не придерешься, но не таков был Хорек, чтобы
промолчать. Он ощерил зубы, мелкие и острые, поддернул старые отцовы штаны
и, глядя ненавистно на Последыша, собирающего с земли монеты, процедил:
- Везет дуракам... Ай да Лабаст, три головы - одна шапка!
С этой дурацкой подначки всегда и неизбежно начиналась драка. А как
еще ответишь на обидную бессмыслицу, если и сам не знаешь, о чем речь?
Ладно - шапка, тут догадаться нетрудно: есть у прадеда форменная шапка из
голубого волка, одна на все Поречье. Потому что и фельдмаршал всего один.
Но при чем тут три головы? Что он, змей морской, что ли? Эх...
Последыш вздохнул, потуже затянул подшитый к поясу карман, чтобы не
потерять в драке выигрыш, выпрямился. Потом повернулся к Хорьку и нехотя,
без особого интереса ткнул ему кулаком в сопатку. Тот отскочил,
схватившись за нос, завертел головой по сторонам: "Видели? Он сам первый
начал!"
За хилого Хорька вступился толстый туповатый переросток Мешок Брюхо,
следом - Бородок и Вороток, два брата-оборвыша с Потрошки. Всем было
досадно, что Последыш своим метким броском не дал поиграть. Когда ему
удалось вырваться и задать деру, одно ухо уже горело огнем, саднили
разбитые губы, ныла левая скула - быть синяку. Всегда так: навалятся кучей
- и рады.
Ноги понесли Последыша в порт, где был у него излюбленный уголок,
загороженный от мира высокой кладкой бревен и грудами строительного камня.
Здесь не мешали чужие глаза, мирно пахло смолистым деревом, мельтешили на
меляке мальки. Здесь можно было умыться и посидеть на коряжине, переживая
обиду.
Здесь и нашел его Смел.
Нет, он никого не искал. Но Верен шлялся по философам и поэтам,
Сметлив целыми днями пропадал с Цыганочкой, заявляясь только к ночи, а