"Федор Шахмагонов. Твой час настал! (Остри свой меч)" - читать интересную книгу автора

потому, как он у меня спасался от Годунова. Ушел Гришка за царевичем, а
вернулся подставой под царевича. Потому был я готов голову положить на
плаху. Повязаны мы, Федор Никитич, одним узлом, нам с тобой его и
развязывать.
- Мудрено в Москве развязать, что в Риме и Кракове завязано.
Шуйский уловил, что Филарет в раздумье, а от раздумья один шаг
заколебаться. Возникла надежда сломить его. Шуйский тихо сказал:
- Пришла пора мощи невинно убиенного углического отрока предать земле.
- Кого, Василий? Дмитрия земле предать? А, быть может, он жив?
- Был бы жив, не утаился бы. Никто его не утаил бы. Не на турецкий
поход собирал войска Расстрига, а на Сигизмунда. Возомнил стать и Московским
царем и королем польским. Какой титул всклепал на себя! Император! Жив был
бы царевич у короля под рукой, Сигизмунд скорехонько усмирил бы нашего
Дмитрия. И тебе и мне известно, что царевич не зарезался, и Борис Годунов
его не убивал. Не блюсти нам ни чести, ни невинности Годунова, спасать надо
Русскую землю от самозванщины. Один исход: признать, что царевич убиен в
Угличе по повелению Годунова. Мертвые сраму не имут. А мощи отрока привезти
в Москву и захорониить согласно царевичеву званию.
- Василий, побойся Бога! - молвил подавленно Филарет.
- Бога боюсь не порадеть православной вере супротив латинской ереси. Не
похороним обретенные мощи и тень царевича - погибнем! Одно еще не
закончилось, другое сызнова заводится...
Шуйский помолчал, приуготавливая Филарета к последнему своему доводу.
- Из Серпухова весточка... Прошли трое верхоконных и объявили, что царь
Дмитрий жив, не убит, а спасся. Убит кто-то другой. И еще сказали, что один
из троих верхоконных и есть царевич Дмиторий...
- Сказать всякое можно...
- Глядючи, что сказать и кто скажет. Из тех троих верхоконных двое
известны: Григорий Шаховской и Гришкин ведун Михайло Молчанов. Всякой смуте
заводчики. О третьем не сыскано. Севера не спокойна, до се шайки Хлопко себе
дело ищут, и польский король "заботами" своими нас не оставит. Подставили
одного Дмитрия, не задержатся подставить и другого. Если мы с тобой не
похороним навеки тень Дмитрия, более это сотворить некому. Ехать тебе
святитель Филарет, ныне молитвеннику нашему, ради тишины на русской земле в
Углич и принять на себя грех. Однажды согрешив, как мы с тобой согрешили,
ради спасения царства от смуты и ныне неизбежно грех принять во искупление.
Принял ты ранее лжу, что царевич самозаклался, принимай и этот грех!
Всадники. Что прошли Серпуховым, не очень-то встревожили Филарета, а
вот избиние поляков в Москве нерушимо чревато последствиями. Подвигнет сие
Сигизмунда подставить еще одного самозванца. Подавляя ненависть к Шуйскому,
ради тишины на Русской земле, выдавил из себя:
- Из Сийска везли, душа расцветала у меня, как подснежник из-под снега.
Дмитрия нет. Похороним его душу. С кем идти?
- Идти тебе, Филарет, с астраханским епископом Феодосием, пойдут
Спасского и Андронникова монастырей архимандриты, сродственник твой Петр
Шереметев и князь Иван Воротынский.

2

На исходе ночи, когда загремел набат над Москвой, Михайло Молчанов