"Федор Шахмагонов. Твой час настал! (Остри свой меч)" - читать интересную книгу автора

московского царя.
Так сошлось, что в те дни, когда в Польшу начали приходить известия о
свержении царя Дмитрия и избиении поляков, в Кракове находился венецианский
посланник Фоскарини. Он проведывал о возможности совместного выступления
Речи Посполитой и Московии против султана. Известия из Москвы разрушали
надежды венецианских купцов. Фоскарини испросил аудиенцию у короля. Ему
важно было установить возможен ли после московских событий какой-либо союз с
Московией?
Фоскарини, сразу же после приветствий, приступил к делу.
- Ваше величество, - спросил он, - подтверждаются ли известия, что
московский царь Дмитрий убит своими подданными? Достоверны ли рассказы
прибежавших из Московии, что царю Дмитрию удалось спастись?
Сигизмунд понимал, что все, что он скажет венецианскому посланнику
вскоре станет известно папе Павлу У. Узнав, что Дмитрий сошелся с рокошанами
и готовил поход за польской короной при попустительстве Римской курии,
Сигизмунд затаил обиду на папу и генерала ордена Аквавиву. Разговор с
Фоскарини требовал крайней осторожности.
- Во всем, что сегодня говорят о московских событиях есть доля
правды, - ответил Сигизмунд, взвешивая каждое слово.
- Стало быть, есть правда в том, что царь убит, и в том, что он спасся
и жив?
Король ответил неопределенным жестом.
- Тот, кто имел дело с моковитами, не имеет представления, как они
умеют лгать. Меня ничто не удивит: и то, что царь Дмитрий жив, и то, что он
спасся, и то, что он вовсе не царский сын. Не удивит даже и новое его
появление под другой личиной. Меня не очень волнует, что они сделали со
своим царем. Там всегда что-нибудь случается с их царями. Я озабочен судьбой
моих подданных, тех, что отправились гостями на царскую свадьбу. У меня
слагаетя впечатление, что новый царь оставляет в заложниках не только
гостей, но и моих послов. Мой долг отомстить за предательство, но как я могу
начать военные действия, если этот шаг приведет к гибели тех, кто уцелел
после резни?
- Ваше величество, - настойчиво продолжал Фоскарини, - Я не знаю
Московии, вы ее знаете. К чему вы, ваше величество склоняетесь: к тому ли,
что царь Дмитрий убит или к тому, что он - жив?
- Я не хотел бы гадать, а хотел бы получить от своих людей точные
сведения. Поведение Дмитрия желало лучшего. Я отправил в Москву своего
уполномоченного. Он должен был отговорить Дмитрия от его неумеренных
притязаний. Он возомнил себя императором, величал себя цесарем, герцогом
Ливонским... Он вступил по этому поводу в переписку с папой. Я не мог
признать подобных претензий без ущерба для чести Речи Посполитой и других
европейскихъ королевств.
Фоскарини знал закон полемики. Для того, чтобы заставить человека
выболтать в споре, того, что он не хочет сказать, надобно вызвать у этого
человека раздражение. С искусно разыгранным сожалением, Фоскарини сказал:
- Если известия о смерти царя Дмитрия подтвердятся, это будет тяжким
ударом для всего христианского мира. Дмитрий объявил папе о своем намерении
предпринять крестовый поход на султана.
Король вспылил.
- Я до сих пор не могу понять, почему папа, наш мудрый пастырь, поверил