"Георгий Шах. Берегись, Наварра! (Авт.сб. "И деревья, как всадники...")" - читать интересную книгу автора

- Я не умею сидя с такой точностью формулировать свою мысль, -
хладнокровно отпарировал Гринвуд, продолжая мерно вышагивать перед своей
аудиторией. - Теперь о темных местах. Их неперечет. Почему Ольсен вспомнил
о камере только тогда, когда появилась королевская процессия, разве
средневековый Париж сам по себе не заслуживает запечатления на пленке? Еще
более странно другое: почему он показал нам только свою беседу с королем?
Кстати, во время короткой паузы, пока вы занимались чаепитием, я спросил
Ивара, куда подевалась кинохроника кортежа на улице де да Ферронри. Он
ответил невразумительно: пленка-де оказалась некачественной. Где это
слыхано!
- Да, - подхватил Кирога, - для меня тоже многое осталось неясным. Ну,
скажите на милость, откуда взялась старинная лютня? Какая-то мистика,
право.
- Действительно непостижимо! - присоединился к нему Лефер.
Малинин тоже было собрался поддакнуть, но, заметив хитрую улыбку на
губах Гринвуда, решил подождать. И не ошибся.
- Эх, - сказал Гринвуд, - если б все загадки так просто отгадывались!
Эта прекрасная лютня XV века взята из Луврского музея при поручительстве
Глобального Совета и под личную ответственность известного профессора
Гринвуда.
- Так это ваша проделка?! - воскликнул Лефер.
- Что значит проделка, - обиделся Гринвуд, - разве неясно, что такая
неповторимая деталь может сыграть решающую роль в воссоздании реальной
исторический атмосферы!
- Так-то так, но ведь ее придется возвращать.
- Ну и что? - спросил Гринвуд, с недоумением глядя на Малинина.
- Это может серьезно травмировать Ольсена.
- Чепуха, он ведь не кисейная барышня, посмеется вместе с нами и
забудет.
- К слову, - сказал Кирога, - когда вы думаете раскрыть ему глаза?
- Не раньше, чем через месяц, - ответил Малинин. - Надо дать время,
чтобы впечатления ослабли, потускнели, тогда с ними легче расставаться.
Помните, Кирога, когда мы рассказали вам самому?
- Через неделю.
- Вот именно. И поторопились. Вы никак не хотели поверить. Легко
понять: чуть ли не гладили руками своих возлюбленных рептилий, и вдруг у
вас их отбирают. Обретенное сокровище на глазах превращается в иллюзию, в
дым - есть от чего расстроиться.
- Ну, хорошо, - вернул их к делу Гринвуд, - с лютней все ясно, но как
вы объясните самую вопиющую несуразность в рассказе Ольсена?
- Хрононавта из XXX века?
Гринвуд кивнул.
- Теоретически, - начал Лефер, - это вполне допустимое предположение...
- Ах, оставьте, вы прекрасно знаете, что сейчас речь не об этом.
Обратите внимание, довольно правдоподобное в других отношениях поведение
Ольсена становится запутанным и противоречивым, как только дело касается
покушения. Сначала он признается Генриху, что хотел предостеречь его,
потом заявляет ему, что всякое вмешательство в исторический процесс
путешественникам во Времени строго заказано. Каков в этом смысл? Если уж
он солгал раз, чтобы войти в доверие к своему, скажем так, объекту, то