"Мариэтта Шагинян. Перемена." - читать интересную книгу автора

печет так, что каблуки застревают в асфальте.
По главной улице - бесконечный ряд небоскребов, домов с новейшей тех-
никой, взлетевших под самое, лысое от солнца и засухи небо, - и в огром-
ных сквозных витринах, веялки, молотилки, моторы, паровики, колеса, тру-
бы, а над витринами золотом по черному - имена американских, английских,
французских акционерных обществ. Склады, конторы, склады отделения фаб-
рик, банки и опять склады и опять конторы.
Внизу под городом, параллельно с главною улицей, белая лента Дона,
запруженного грязными барками, баржами, плотами, заводями. Хлеб идет по
дорогам, хлеб идет по воде, - и огромная парамоновская верфь принимает
его, парамоновская мельница перемалывает его, а город рассказывает уста-
ми обывателей парамоновские семейные новости, принимает парамоновские
пожертвования. Это - именитые оседлые богачи, но есть и богачи-номады.
Те приходят - уходят. Они продают то, чего никогда не видели в глаза,
продают тем, кого тоже еще не видели, и часто перепродажа обогащает де-
сятки прежде, чем вещь пригодится кому-нибудь из купивших.
Прислушайтесь к языку - ростовский язык, это - кратчайшая линия между
двумя точками, жаргон, образующим ферментом которого явилась экономия.
Отсюда - пособное значенье жеста. Но как здесь жестикулируют! Не вдохно-
венно-бестолково, подобно одесситам, а скорей таинственно, как глухоне-
мые. И армянский, греческий, еврейский, американский, хохлацкий, немец-
кий акценты здесь сбились в дробную стуколку, понятную только тому, кто
участвует в ее хоре.
Где наживают, там не любят тратить. Ростов почти не украшается; и все
благие начинания, школы, библиотеки, театры, едва став на ноги, кловятся
к упадку, либо прекочевывают на другую почву: так распались на моих гла-
зах две хороших художественных школы, библиотека, консерватория, лучший
молодой театр.
Екатерина особой грамотой выписала когда-то независимых крымских ар-
мян на донскую землю под Ростовом. Им обещаны были всякие льготы. И бо-
гатые армяне двинулись со своим скотом и скарбом в донские степи. Они
осели в них, образовали большие села, а под Ростовом вырос уютный горо-
док, Нахичевань, своего рода Шарлоттенбург под Берлином. Из шумного Рос-
това попадаешь в чинный, чопорный городок с приглушенным шумом шагов на
тротуарах, в два ряда усаженных белыми акациями, с припущенными века-
ми-ставнями изящных особнячков александровской эпохи, с лепными украше-
ниями и под'ездами. Здесь уже вовсе глухая, но зато крепко оседлая про-
винция с пересудами, родственниками от Адама, чаепитиями, рецептом до-
машних печений и черноглазыми арменятами на руках у важных толстых русс-
ких нянь, раздобревших на сдобном.
Но мещанином и спекулянтом Ростов не кончается. Глухие зарницы не раз
полыхали над темным фабричным Темерником. Ростов, это - центр рабочих. И
ростовские рабочие средь пыли и копоти в бреду хохлацко-американской су-
толоки давно стали "интернационалистами". О них читали ростовские юноши
в запрещенных брошюрах, что эти рабочие считаются передовыми.
Итак, вот схема:
1. Место действия - сонная степь под солнцем Донобласти; и в ней ма-
лая точка - город.
2. Время действия 1917 - 1919 г.г.
3. Действующие лица - казачество и крестьянство, избалованное излиш-