"Хайнц Шаффер. U-Boat 977: Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера " - читать интересную книгу автора

Теперь я был сам себе хозяин. Отец подарил мне гоночный швертбот около
23 футов длиной и 4 шириной, замечательное судно для участия в регате. Я
проводил на его борту каждую свободную минуту, добывая любые сведения от
клубных специалистов. Для каждой силы ветра требуются латы разной толщины, и
вы должны правильно установить мачту при каждом изменении дифферента. Каждый
дюйм, даже каждая его частичка может быть жизненно важной. Гладкость корпуса
ниже ватерлинии тоже очень важна. У каждого был свой собственный рецепт, и у
меня тоже. Надо было сначала пройтись по килю графитом на пробке, потом
тщательно вощить и полировать, пока он не заблестит как зеркало. Затем
нанести окончательный слой из смеси яиц и масла.
Наконец, пришел день моей первой гонки. Как только прозвучал стартовый
выстрел, мы, несмотря на сильный попутный ветер, поставили все паруса, чтобы
как можно лучше использовать спокойные воды вблизи берега. Скоро мы
зачерпнули добрую порцию воды. Ганс, вся моя команда, проделывал чудеса,
выбрасывая одну руку, удерживая стаксель другой и в то же время свешиваясь
за борт, чтобы удержать равновесие. Худший момент наступил, когда мы
почувствовали полную силу попутного ветра. Три участника соревнований уже
перевернулись. Обычно в спокойных водах вы поднимаете спинакер, что втрое
увеличивает движущую силу парусника, но и увеличивает риск перевернуться. Мы
его еще не подняли. Однако, оставаясь позади, мы все же рискнули его
поднять.
Мы полетели по воде как стрела, неся в три раза больше парусов, чем
позволяет конструкция лодки. Скоро мы поравнялись с идущими впереди. Однако
все шло не так уж хорошо; трудно было выдерживать курс. Но другим было хуже.
Они пытались последовать нашему примеру, но неудачно. Две лодки
опрокинулись, три порвали свои драгоценные паруса в клочья и отказались от
борьбы. Мы держались впереди и после шестичасовой гонки были удостоены
третьей премии.
Я участвовал еще в нескольких регатах. Иногда мне везло, иногда нет. Но
почти всегда я выступал против известных яхтсменов, носивших гордые титулы
"чемпион всей Германии" или "победитель Олимпиады". Каждый год для них
строились новые яхты, что затрудняло соревнования. В общем, пока я учился в
школе, мое сердце было в плавании, поэтому неудивительно, что мои школьные
оценки последовательно ухудшались. Мне все же удалось продержаться, хотя я
сменил уже шесть школ, иногда по собственному желанию, а иногда и нет.
Я хорошо успевал по математике, другие же предметы, казалось мне,
требовали слишком много зубрежки, а мне никогда не удавалось хорошо что-либо
запоминать.
В 1938 году отец отправил меня в Соединенные Штаты. Морское путешествие
само по себе оказалось для меня замечательной школой, было интересно и
полезно. Находясь в Америке, я учился в Кливленде, и, конечно, это помогло
улучшить мой английский.
Когда я вернулся домой, на очередь встал вопрос моей дальнейшей
карьеры. Долгое время моя семья настаивала на лесоводстве, так как я всегда
интересовался естественными навыками, лесной охотой и стрельбой. Но обаяние
воды, столь очевидное моей стихии, оказалось сильнее.
Я был молод, и меня весьма привлекала мысль стать морским офицером. В
яхт-клубе мы часто встречали морских офицеров. Они производили на меня
большое впечатление: практичные, опытные, знающие мир, привычные к ветрам и
непогоде и, в большинстве, знакомые со всякими техническими штуками.