"Игорь Шафаревич. Русофобия" - читать интересную книгу автора

было, во-первых, христианство. Например, такой художественный образ:
"Некоторые духовные насекомые испускают вонь, если их раздавить. Таково
христианство: этот духовный клоп был раздавлен 1800 лет назад (распятие
Христа?), а до сих пор отравляет воздух нам, бедным евреям". А во-вторых,
немецкий характер, культура, история: так, в конце поэмы "Германия - Зимняя
сказка" он сравнивает будущее Германии со зловонием, исходящим из ночного
горшка. И не потому, что он просто был такой желчный, скептический человек:
Наполеона он обожал до идолопоклонства, перед всем французским преклонялся и
даже называл себя "вождем французской партии в Германии".
3. В России второй половины XIX века те же черты очень отчетливо видны
в либеральном и нигилистическом течении. Известный публицист-шестидесятник
В. Зайцев писал о русских: "Оставьте всякую надежду, рабство в крови их".
Тому же Зайцеву принадлежит мысль:

"...Они хотят быть демократами, да и только, а там им все равно, что на
смену аристократии и буржуазии есть только звери в человеческом образе...
Народ груб, туп и вследствие этого пассивен... Поэтому благоразумие требует,
не смущаясь величественным пьедесталом, на который демократы возвели народ,
действовать энергически против него".

Как видим, мысль Шрагина, что при деспотиях решать должно меньшинство,
а "принципы демократии тесны для вмещения реальности", была высказана уже
тогда. Более того, Достоевский рассказывает:

""Этого народ не позволит", - сказал по одному поводу, года два назад,
один собеседник одному ярому западнику. "Так уничтожить народ!" - ответил
западник спокойно и величаво".

Замечательно презрительное отношение к своей культуре, такое же, как у
немецких радикалов 30-х годов, сочетающиеся с преклонением перед культурой
западной и особенно немецкой. Так, Чернышевский и Зайцев объявили Пушкина,
Лермонтова и Гоголя бездарными писателями без собственных мыслей, а Ткачев
присоединил к этому списку и Толстого. Салтыков-Щедрин, высмеивая "Могучую
кучку", изобразил какого-то самородка (Мусоргского?), тыкающего пальцами в
клавиши наугад, а под конец садящегося всем задом на клавиатуру. И это не
исключительные примеры: таков был общий стиль.
В "Дневнике писателя" Достоевский все время полемизирует с какой-то
очень определенной, четкой идеологией. И когда его читаешь, то кажется, что
он имеет в виду именно ту литературу, которую мы в этой работе разбираем:
так все совпадает. Тут есть и утверждение о рабской душе русского мужика, о
том, что он любит розгу, что "история народа нашего есть абсурд" и как
следствие - "надобно, чтобы такой народ, как наш, не имел истории, а то, что
имел под видом истории, должно быть с отвращением забыто им, все целиком". И
цель - добиться того, что народ "застыдится своего прошлого и проклянет его.
Кто проклянет свое прежнее, тот уже наш, - вот наша формула!". И принцип -
что, кроме европейской правды", "другой нет и не может быть". И даже
утверждение, что "в сущности, и народа-то нет, а есть и пребывает
по-прежнему все та же косная масса", - как будто Достоевский заглянул в
сочинения Померанца. И наконец, эмиграция, причина которой, согласно этой
идеологии, в том, что "виноваты все те же наши русские порядки, наша