"Владимир Севриновский. Карабахские записки" - читать интересную книгу автора

Я взглянул. На всех шести фотографиях в разных ракурсах был изображен
памятник погибшим в Великой Отечественной Войне. По крайней мере, так
называли эти руины два бомжа - бывшие жители города. Широкая аллея, по
обеим сторонам которой с равными промежутками стояли стелы (вероятно,
когда-то на них были надписи), а в конце гордо возвышался монумент. Сейчас
стелы походили на огромные корыта для размешивания цемента, воткнутые в
землю под странными углами, а монумент с пугающе тонкими потрескавшимися
колоннами мог дать фору самым безумным кошмарам Дали.
- Инструкциями запрещено фотографировать разрушенные памятники? -
поинтересовался я.
Майор не растерялся:
- Это - стройматериалы. Стратегически важный ресурс.
Пришлось подчиниться. Майор смотрел, как исчезают снимки, и вдруг
сказал:
- Нет в этих кадрах никакой исторической ценности.
- Есть еще ценность художественная.
- Художественной тоже нет.
Вскоре вернулись эксперты, не обнаружившие в моих картах ничего
криминального, и мы с вежливым майором распрощались. Веселые КГБшники
сдержали слово и подвезли до Аскеранской крепости. Один из них звал
переночевать, если я решу остаться в Степанакерте, и хотя это был приятный
в общении человек, в КГБ со мной обошлись предельно корректно, и в
необходимости подобной организации для Карабаха я не сомневался,
воспользоваться его приглашением совершенно не тянуло. Советские рефлексы,
не иначе.
На следующий день я покинул Нагорный Карабах. Моя короткая поездка по
Армении не стоит отдельного упоминания. Гостеприимство армян осталось
таким же прекрасным и вдалеке от спорных территорий. Точно так же
незнакомые люди предлагали ночлег, а владелец роскошного внедорожника
довез от центра Еревана до аэропорта и наотрез отказался брать за это
деньги. Но рассказ об этой поездке был бы неполным без описания одного
разговора, случившегося в междугородном автобусе. Мне нечего к нему
прибавить, и я не вправе его комментировать. В конце концов, кто способен
разобраться за несколько минут в душе живого человека, и за жалкие четыре
дня - в истории, длящейся не одну сотню лет?
- Все говорят, что национализм - это плохо. А я считаю, что он
необходим для добрых отношений с соседями. Если сам себя не любишь, как
можно любить кого-то еще?
Я обернулся. Ко мне обращался сосед, мужчина лет пятидесяти. Тонкие
правильные черты его лица говорили о творческой натуре, а при взгляде в
ясные глаза с морщинками в уголках сразу верилось, что он - хороший и
добрый человек. Только улыбка у него была странная - как у того, кто хочет
попросить об одолжении.
- Ведь Вы со мной согласны? - пассажир явно ждал ответа.
- Да, - ответил я. - Вот только место любви к себе слишком часто
занимает ненависть к окружающим.
Мой новый собеседник рассеянно кивнул, и тут же заговорил вновь:
- Так вышло, что я имею отношение к политике. И мне ясно: Россия - наш
единственный друг. Армения - страна христианской культуры, и мы - в кольце
чуждых государств. Я всегда говорил: будь у нас хоть километр границы с