"Владимир Севриновский. Киргизия (путевые заметки) " - читать интересную книгу автора

расставленной, она внушала безусловное уважение: мало того, что в палатке
легко помещались шесть человек, сверху над ней гордо возвышался тент,
легко способный вместить еще одну такую же палатку. Вместо карематов
находчивые киргизы устлали пол тушоками. В результате их палатка начала
походить на довольно большую импровизированную юрту.
Еще не был съеден приготовленный первым дежурными ужин, как Юля,
немного подумав, изрекла глубокомысленный вопрос: "Hу что?" Ответом ей
стал звон стремительно расставляемых кружек и бульканье открываемой тары.
"Быть тебе сегодня свинопасом", - ехидно шепнул мне внутренний голос...
Больше всех буянил, конечно, Андрей. Он не пил ничего крепче чая, но
отважному коннику и этого богатого тонизирующими веществами напитка было
более чем достаточно. Хитроумные Темирбек и Ку-Ку стали, пользуясь
случаем, завлекать в свои сети (точнее, в свою палатку) прекрасную
половину нашего коллектива. В этом славном деле им немало помог господин
прокуратор, которого зеленый змий подвиг на распевание народных песен и
рассказывание страшных историй из жизни прокуратуры (я таки-да успел
достать записную книжку и на всякий случай списал перечень районов Москвы,
в которых можно совершить убийство практически без риска быть пойманным).
Живописный рассказ размахивающего плеткой прокуратора о маньяках-убийцах
окончательно убедил всех присутствующих в том, что по доброй воле к нему в
палатку лезть не стоит. И понеслось...
- ...После революции у моей бабки было... ик... целых три отца. Да,
три. Вот как вас сейчас... Странно, что-то я не припомню в нашей группе
близнецов-тройняшек... Ребята, вы меня уважаете?..
- ...И зря про меня злые люди слухи распускают, будто пью я много.
Да, я выпиваю часто, но мало, буквально на донышке... Будь другом,
плесни еще чуть-чуть... Да что ты мне налил? Такое количество только в
глаза закапывать! Еще лей, еще, не жадничай! И вообще, не подашь ли мне
во-он ту кружку? Она, вроде, побольше будет...
- ...Качнется купол неба, большой и звездно-снежный... Ребята, а ведь и
вправду качается!..
И пылал костер, дразня нас длинными языками пламени, и мягко стелилась
земля, черно-белая в лунном свете, и размышлял я о длинной дороге своих
пьянок, вымощенной зеленым бутылочным стеклом. Были тут и детские вишневые
наливки - красивые, манящие и бестолковые, и торопливый глоток Советского
шампанского перед первым поцелуем. Были и бурные пьянки начала девяностых,
каждая из которых была не просто поглощением нехитрого химического
реагента, но также и актом гражданского самосознания, храброго в своей
безоглядной наивности протеста против системы. Грозно шипел спирт "Рояль",
вступая в химическую реакцию с Пепси-Колой и выделяя из себя белый
творожистый осадок, подмигивал одним глазом Распутин, насмешливый символ
канувших в Лету обеих империй.
Грязный вкус первых денег - "Кровавая Мэри", приготовленная неумелым
барменом в миксере, а потом, пару лет спустя, надрывной протяжной нотой
замирало послевкусие дорогого французского коньяка, оставшегося в серванте
после кризиса 98-го года. И вот теперь нас, закаленных официозными
фуршетами и дружескими вечеринками, уже не манит алкоголь как таковой. Мы
ищем новых ощущений, погружаясь в разврат самогонообразной граппы и
бесшабашный оптимизм ямайского рома. Мы снисходительно смотрим на
молодежь, все еще чувствующую потребность рассматривать реальность через